Хроники пикирующего Эроса. Анна Яковлева

и забрал его друг, сказав: после распределения и разведёшься, и женишься, а теперь не дури. Он уехал и не вернулся. Через полгода она узнала, что на новое место службы Соколов вызвал свою прежнюю жену. И быстро промелькнула долгая жизнь, в которой были и другие мужчины, и законный муж, и рождение детей, и работа, и комиссарская остервенелая строгость, и демонстративная брезгливость мужа, уходившего из дому, когда дело касалось её недомоганий, требовавших его физической помощи, а самой было не встать и даже не подмыться, и его уход к другой, и предательство сыновей, и смертельная болезнь, постоянное удушье – как тени, как Гагарин с Синявским тогда, в юности, это не имело к ней настоящей никакого отношения. Теперь плоть её, никем не любимая и никому не дорогая, съёжилась и сморщилась как печёное яблочко, сухонькие ручки раз в день тёрли в ванной никому не нужные теперь соски, и обвисшие мешочки грудей, и засохшие лепестки только раз в жизни попусту расцветшей розы – она была чистоплотной и принимала душ в подтекающей и давно не ремонтированной ванне ежевечерне. И никогда больше не случилось ЭТОГО, ни с кем и никогда, никогда больше не раскрывалось ей небо навстречу, призывая в вечную счастливую жизнь. Но весь оставшийся ей в земной юдоли горький срок она помнила, что небо есть и что оно может открываться человеку как обитель, как родной дом, такой родной, какого у неё не было и какого не бывает ни у кого на земле.

      Ангел

      К семнадцати годам, когда они познакомились, Тасина детская белокурая головка с огромными ярко-голубыми глазами превратилась в настоящий иконописный лик ангела – почти бестелесный, с золотым венчиком волос и отрешённо-ласковым взглядом. Виктор был уже известным художником, основоположником «сурового стиля» в советской живописи – «шестидесятником», певцом простоты и созидательного труда, берёг как единственную драгоценность шинель отца, погибшего на войне, – и старше Таси почти на двадцать лет. Жена его Лара тоже занималась живописью, писала уютных зверюшек и смешных деток, иллюстрировала детские книжки, но особенно была изящна в гравюрах – тончайшие линии рисунка летели у неё из-под руки свободно, будто в унисон с её лёгким дыханием. Она была уникально светлым и мудрым человеком и приняла их жизнь втроём естественно и радостно: если сердца любимого хватает на любовь к двум разным женщинам, то почему бы и нет?

      Они были очень разными, Лара и Тася. Лара – зрелая тридцатитрёхлетняя женщина, внешне похожая на цыганку, познавшая все метаморфозы чувственной и духовной любви, привычная и родная Виктору – лунная женщина. Тася – совсем ребёнок, будто живущий в пшеничном стогу солнечного света, порывистая и неожиданная, с неразбуженной ещё чувственностью и девичьими предчувствиями любви и готовностью к ней, великой и на всю оставшуюся жизнь. Ларе был отпущен долгий бабий век, почти во всю её в общем недлинную жизнь. Тасе оставалось быть женщиной только тринадцать