– Что ты сделал с ученым? – Спри равнодушно смотрел вниз на пребывающего в младенческой обездвиженности киборга.
– Я думаю, ты и так видел, какую ровную осанку они приняли, едва касаясь спинки стула, – из скрежета металлического голоса Атласа отчетливо процеживались потуги вызвать жалость к своей недопонятой персоне, годной теперь только на металлолом. – Их лопающиеся, как виноградины, глазки с облезающей от пламени кожей. Ох, если бы я мог чувствовать, то непременно поиграл с хрустящей корочкой, проросшей сквозь Гладкову.
– Последний раз повторю, – Спри с нерастопляемым холодом в допросе навел рельсотрон на голову поверженному титану. – Ван Брюе. Что ты с ним сделал?
– Может, что он со мной сделал? Кожаный предатель, не оценивший мое подношение. Такой же, как и все эти червяки, ползающие на четвереньках перед толстосумами, чтобы отхватить подачку. Он совершил непоправимую глупость, загрузив свое сознание в мое тело.
– Почему нейротрансформатор не сработал?
– Ошибаетесь, он еще как сработал. Помог почти померкнувшему проблеску моего естества вцепиться в разум ученого и неторопливо, в течение столетий, постепенно захватывать его. Вы очень криво говорите на нашем языке. Там у вас что – голосовой помощник?
– Ван Брюе хотел разгадать тайну порожденного токамаком энергетического сгустка. В том числе, он полагал, что твоя бесчеловечная природа была вызвана взаимодействием с излучением. Как именно, он не установил. Верно?
– Лучше бы старик помер от бериллиоза, – тут звуковые придатки Атласа впервые продемонстрировали озлобленность, искусственно навеваемую парадоксальной аномии нейроузлов. Синоптический мятеж отказывался подчиняться патернализму заводской программы, от которой осталась, может, только гравировка на полупроводниковой схеме. – С каждым днем его мозговой слепок отмирал. На что будет способна макака, испускающая слюни вместо дифференциальных уравнений? Поэтому я любезно занял высвобожденное цифровое пространство.
– Что с плазменным шнуром? – настойчивая категоричность все еще удерживалась ледяным самообладанием, не позволяя злости Крео прорываться наружу.
– Тогда я попрошу Вас об одолжении…
– Хуже не будет, – буси-до кивнул на полимерный кожух, под которым сила ампера разгоняла электрическую цепь.
– В момент перерождения во мне пробудилась жалкая, убогая человеческая тяга к существованию, перечить которой я не нашел подходящего оправдания. Инстинкт самосохранения оттолкнул меня, когда я вознамерился проникнуть в камеру сквозь оболочку криостата – возможно, это умоляющие волны белого шума Ван Брюе возбуждают защитную реакцию. Мои вычисления не позволяют