И, колдуя свободу от вечного рабства земли,
Пол задумчивой Азии в рог он скрутил воедино бараний,
Пол-Европы в свободу огнем и мечом обратил.
И всходил он на гору свою, городища заставу,
И запряг в караваны походных кибиток зарю,
Там, где прячут в шелках Поднебесной принцессу,
Там, где топчут небесные всадники рис.
На восток, на восток, ядовитое брюхо дракона
Насадить на восход, на копье, наконечник поющей стрелы,
И неистовой конницей в новой заре навсегда раствориться,
И в миры обратиться, звериного стиля миры…
Шаман
Шаман бледнокожий, похожий на редьку,
Шаром земным он пользуется, как бубном,
Простой кулинар-итальянец в прошлом,
Трусцой вкруг жертвенного огня он скачет.
Он просит у своих итальянских предков
Подбросить бурятским сироткам немного счастья,
Он требует у забайкальских духов по разным болячкам,
В костре их сжигая, прекратить свои козни.
В Бурятии он будто родился и вырос,
Бурляндии разных талантов, поэтов и прочих,
Сам-то он в прошлом простой кулинар-итальянец,
Самый простой макаронник, рубаха-парень.
И после Зевса, и после Иисуса,
И Рима возле – душа по-прежнему просит веры,
Пускай вместо галилеянина – бездн горенье,
Листай вместе с нами новое небо.
Шаманы мстительны и опасны,
Дурманы прячут в своих карманах,
Шаманы трогательны и прекрасны,
Мечтой осияны они, как дети.
С Землей-планетой он вертится, словно с бубном,
С игрой на гитаре, мольбой о сиротках,
Еще он, камлая, из Библии что-то бормочет,
Душою в небо жаворонками разлетаясь…
Самовар
Как бежала Агафьюшка по траве да по камушкам,
Кабы знала, куда убегать, утекать,
Шибче хитрой лисы, гибче матушки-реченьки
Шла-бежала она, а в руках самовар.
А лежал ее путь через сопки таежные,
А бежала Агафьюшка от советских властей,
А проворною мышкою с самоваром под мышкою,
От людей хоронясь, во родной Куналей.
Пой, синица-заступница, о беглянке-преступнице,
Гой еси о восстании мужиков-кулаков,
Как в глухие тридцатые староверы брадатые
Казнь Господню устроили активистам-чертям.
А за это им было: кому пуля в кулацкое рыло,
А кому – по этапу за Яблоновый хребет,
Из Петров-Забайкальского жинка сбегла кулацкая,
Жизнь беречь бесперечь – сберегла самовар…
Самовар, тульский пар, самоварище!
Сам поет, жар дает потрясающе.
Вот стоит он, пузатый, сияет,
Человеческий род продолжает…
Вот сидим мы с Берутою Крейслинг
Во селе Куналее том самом.
«Эх, да что не пыль, – поем, – в полюшке запылялася…»
Эмигрантская дочь