И вдруг он громко зарычал, и все расхохотались.
– Чего вы все на меня уставились? Этому вас учит ваша учительница, да? Пялиться на людей, которые сидят и никого не трогают?
Большинство детей засмеялись, но некоторые по-прежнему не сводили с него глаз. Они жаждали новых забавных выходок.
– Идите отсюда. Идите хулиганьте где-нибудь в другом месте.
Потом он извинился передо мной за то, что прервал урок. Я начала объяснять, почему решила сделать уроки больше похожими на настоящую школу.
– Понимаете, я согласна с вами насчет стресса, – серьезно заговорила я. – Я согласна с тем, что вы написали в своей инструкции. Я просто подумала…
– В какой инструкции? Ах, в той! Это просто обрывки мыслей. Отнюдь не заповеди, высеченные на мраморе.
– Я хочу сказать, если дети не слишком плохо себя чувствуют…
– Конечно, я уверен, что вы правы. Это не имеет значения.
– А то мне показалось, что детям скучно.
– Ясно, и незачем разводить церемонии, – сказал он и пошел прочь.
Потом остановился и обернулся, чтобы нехотя извиниться:
– Мы поговорим об этом в другой раз.
Я подумала, что другого раза не будет. Доктор явно считал меня надоедливой дурой.
За обедом санитарки сказали, что утром кто-то умер на операционном столе. Значит, мой гнев был неоправданным, и я почувствовала себя еще большей дурой.
Во второй половине дня я была свободна. У моих учеников был длинный тихий час, и мне иногда хотелось взять с них пример. У меня в комнате было холодно – как и во всем здании, гораздо холоднее, чем в квартире на Авеню-роуд, хотя мои бабушка с дедушкой и выкручивали регулятор батарей на минимум из патриотических соображений. И одеяло тоже было очень тонкое. Странно, – казалось бы, туберкулезные больные нуждаются в тепле и уюте.
Впрочем, у меня-то туберкулеза нет. Может быть, санаторий экономит на удобствах для здоровых людей.
Я была сонная, но заснуть не могла. Над головой скрипели колесики – это больных на кроватях выкатывали на открытые веранды, чтобы подвергнуть воздействию ледяного воздуха.
Здание, деревья, озеро больше ни разу не казались мне такими, как в самый первый день, когда меня поразила их тайна, их мудрость. В тот день я поверила, что невидима. Сегодня мне казалось, что это неправда и никогда не было правдой.
Вон учительница. Чего это она?
Смотрит на озеро.
Зачем?
Видно, ей больше заняться нечем.
Везет