-Родственница по матери, – выдавил Владимир, – дальняя. Ах! Виноват. Знакомьтесь, господа, это мой давний боевой друг штабс-капитан Распекаев, Борис.
– Урядник Пегасов, – незнакомец протянул нежную плоскую ладонь, – был в известном деле с полковником Чернецовым. Чудом уцелел.
И вдруг быстро отошел к другой группе людей.
-Ладошка-то… Холеная какая-то. Такая ладонь вряд ли знает шашку.
Борис вопросительно посмотрел в глаза Крестинского.
-А! – отмахнулся тот, – РОВСовцы. Ряженые драгуны. В свою контору все зовут. К полковнику Байбусу, не слыхал о таком?
-Что за контора? Работа там есть… какая-нибудь?
– Это не та контора, Распекаев. С монархическим душком. Ругают весь РОВС за его оппозицию национал-социализму. Но и в самом РОВСе теперь появились им сочувствующие… А вообще… Знаешь, работа там одна: прикормят, наобещают, насуют в карманы динамита и пошлют работать опять туда, откуда ты только что вернулся, в Россию.
– Сукины сыны! – Распекаев злобно, по-солдатски сплюнул, -и этот хлыщ, тоже из них? Молодой он какой-то для тех, кто был с… Чернецовым.
-Мне как-то, еще там, в штабе Деникина, попалась на глаза документация расследования гибели чернецовцев от отряда Подтелкова. Что-то и я там не встречал никакого Пегасова. Знаешь, что, брат мой Распекаев?– Владимир вдруг взял штабс-капитана за его худые плечи и развернул к себе, – а не пойти ли нам нынче в… пивную-с?
-Хорошая мысль, полковник, но откуда такие деньги?
-Ты знаешь, со мною на днях произошел презабавный случай. Еду я ближе к полудню по Кудаму…
-По чем – по чем ты едешь?
-По Курфюрстендамму, если тебе так нравится. Улица такая. А мы все тут ее попроще называем. Так вот. Тут рядом еврейское кладбище. Только миновал «Нельсон-ревю», вижу, целая процессия, хоронят кого-то. Тихонько так, чтоб никого не задеть, объезжаю этих мужиков в черных шляпах и с пейсиками. А в голове колонны – затор. Что такое? А там сломался катафалк! Где покойный, ну, то есть, покойная, лежит. Евреи дружно голосуют: остановись, мил человек, помоги нам!
Они уже вышли из ворот кладбища и шли теперь по узкой песчаной тропинке, петляющей меж аккуратно остриженного кустарника.
– Я на часы взглянул – есть полчаса… Притормозил, дверь приоткрываю. Те на меня, как на икону и, заметь, по-русски: – Будьте любезны! Господин хороший! Ради всех святых! Сломался наш катафалк, а ведь тут умерла вдова известного художника! Помогите!! Немцы ни один не остановился, а ведь уже срок! Надо таки предавать тело земле!
Они присели на скамейку, уже покрытую первыми осенними листьями.
-Ну, я не наци, мне что еврей, что калмык, да и автомобиль был как раз пустой. Ну, перегрузили ту покойную вдову, отвез я ее на кладбище. Так они мне как стали сыпать марки… Я не беру, а они во все карманы суют! И орут при этом: – Россия! Вот наши… Вот наш народ… Благодарят, понимаешь…
-И… И много они тебе насовали? –