Это была великолепная актерская школа, школа настоящего мастерства, школа искренняя и всеобъемлющая.
Раневская оказалась способной ученицей. Она вживалась в роль до предела и старалась прочувствовать каждое слово из тех, что ей предстояло произнести. Так, в толстовском «Живом трупе» она должна была играть Сашу. Раневскую очень смущало то место, где ее героиня говорит Феде Протасову: «Я восхищаюсь перед тобой». Это самое «перед тобой» просто застревало на языке актрисы. И лишь спустя полвека, вспоминая это, Фаина Георгиевна поняла, что светская барышня во времена Льва Толстого не могла выразиться иначе. «Я восхищаюсь тобой» – звучало бы тривиально и столь же тривиально смотрелось бы в тексте толстовского произведения.
Бывали, конечно, и конфузы, не без этого, но они были незначительными. «Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила чернилами, – вспоминала Фаина Георгиевна. – Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое, с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии «Глухонемой» (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, бывшим моим педагогом, случилось нечто вроде истерики… (это была П.Л. Вульф)».
Раневская так высказывалась о таланте: «Горький говорил: «Талант – это вера в себя», а по-моему, талант – это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности».
Глава четвертая
Гонима вечною нуждою
Столько нежных, странных лиц в толпе…
– Я провинциальная актриса. Где я только не служила! Только в городе Вездесранске не служила!.. – говорила Фаина Георгиевна, вспоминая свои скитания по стране…
Дочь Павлы Леонтьевны Ирина экстерном закончила в Крыму гимназию с золотой медалью.
Из Крыма неразлучная четверка поехала в Казань. Местный театр пригласил их на зимний сезон 1923/ 24 года.
Голод кончился. Большевики отступили от своих железных принципов, провозгласив на десятом съезде своей партии новую экономическую политику, сокращенно – НЭП.
Мгновенно возродилась эксплуатация человека человеком с целью извлечения прибавочной стоимости.
Впрочем, все были довольны – и эксплуататоры, и эксплуатируемые.
Люди вспомнили, что одежда бывает повседневной и парадной.
Яичница перестала быть праздничным блюдом.
Появилось столько еды, что некоторые даже завели кошек, а самые отчаянные – собак.
Вот что вспоминал о тех временах, совпавших с его детством, Аркадий Райкин: «Помню, когда объявили нэп, то