Старик настроил хитан, набрал тоскливую последовательность аккордов. Мур завороженно наблюдал за проворными, точными движениями пальцев. Темп ускорился – появилась мелодия то в одном, то в другом голосе… Хитан вдруг замолчал – старик отложил его: «Под эту джигу танцуют в порту Барбадо, на юге кантона Энтерланд. Тебе нравится?»
«Очень».
Старик крякнул: «Возьми хитан. Завтра укради мне кусок хорошо выделанной кожи, принеси ведро ягод или просто пожелай счастливого пути – как хочешь, мне все равно».
«И то, и другое, и третье! – запрыгал от радости Мур. – Сделаю все, что скажете! А как я научусь играть?»
«Невелика наука. Главное прилежно заниматься, каждый день. Чтобы сменить тональность, наклоняй шейку грифа – она поворачивается, вот так. Основные аккорды выучить нетрудно. Смотри, схемы аккордов вырезаны на нижней деке. Как пользоваться аккордами? Это другое дело. Мастерство дается только длительным опытом, музыкальным и жизненным». Старик многозначительно поднял указательный палец: «Когда станешь знаменитым друидийном, помни, что первый хитан тебе подарил не кто иной, как Фельд Майджесто!»
Мур неловко взял инструмент: «Я не знаю мелодий. В Башоне не бывает никакой музыки».
«Сам сочиняй мелодии! – отрезал Фельд Майджесто. – Кроме того, смотри, чтобы духовный отец Оссо не слышал, как ты занимаешься. И не предлагай экклезиархам петь и плясать под музыку – узнаешь, почем фунт лиха!»
Мур бежал вприпрыжку из табора музыкантов – окрыленный, преображенный невероятным чудом, выпавшим на его долю.
Добравшись до обочины Аллеи, однако, он тут же пришел в себя и остановился, не выходя из-за деревьев. Нести хитан домой у всех на виду значило положить начало слухам. Рано или поздно слухи достигли бы ушей духовного отца Оссо. Оссо немедленно приказал бы уничтожить инструмент – как предмет, противоречащий аскетическому учению.
Мур вернулся в хижину матери замысловатым путем, прячась за рододендронами. Эатре не удивилась при виде хитана – Мур и не ожидал, что она удивится. Он рассказал ей обо всем, что случилось, и сообщил весть о смерти Дайстара. Эатре смотрела в сумеречную даль – солнца уже зашли, небо стало темно-лиловым: «Так ему и суждено было умереть. В конце концов могло быть гораздо хуже». Она прикоснулась к ошейнику, отвернулась и пошла готовить ужин для Мура. На этот раз она постаралась угодить сыну, как могла.
Несмотря на праздничный ужин, Мур расстроился: «Почему мы обязаны носить ошейники, везде и всегда? Разве люди не могут договориться и вести себя хорошо – так, чтобы их не нужно было наказывать?»
Эатре печально покачала головой: «Говорят, ошейник ненавидят только нарушители закона. Так это или нет, не могу сказать. Когда на меня надели ярмо, мне было