– И пошли Бог такую смерть, – говорил он. – Что тут даром околачиваться? Нагрешишь только больше. Пораньше умереть – и ответу меньше.
Так рассуждали эти подневольные люди с судьбою постоянного труда.
Я близко знал одного рано умершего человека, взысканного судьбою, прекрасно в жизни обставленного, даровитого, жизнерадостного, ценившего, как немногие, жизнь и много ею наслаждавшегося и, вместе с тем, жаждавшего смерти.
Реальность его веры в загробное существование меня изумляла. Он хотел умереть не потому, что жизнь ему надоела или не нравилась. Он ее чрезвычайно ценил и по своему оптимистическому характеру находил в ней бездну прекрасного, прямо упиваясь, как пьяница вином, какою-нибудь картиной или каким-либо видом, или музыкой. Он хотел умереть, потому что ждал там гораздо лучшего.
Было что-то и детски-наивное и философски-серьезное в некоторых его рассуждениях.
Ему предстояло ехать на выставку в Америку. Он жаждал видеть жизнь Штатов, особенно же природу Южной Америки, которою издали бредил. Но подвернулось какое-то несчастие, о котором он узнал, и деньги, отпущенные родными на поездку, разом ушли. Я спрашивал его, жалеет ли он.
– Сперва очень было жаль. Так я давно об этом мечтал. Но потом я хорошенько вдумался и понял, как глупо жалеть о чем-нибудь хорошем, чего не успел повидать на земле. Ведь самое хорошее, самое высокое все-таки такое ничтожество пред тем, что мы увидим там, среди новых откровений. Вот, в сказаниях о святых описаны их видения рая. Какая красота, невообразимая и бессмертная… Только немного терпения – и я увижу что-нибудь получше тропических лесов.
Он хотел непременно умереть рано, молодым и говорил:
– Как хорошо узнать в жизни одну молодость, уйти со всеми иллюзиями, не узнать вовсе той поры, когда живешь уж не так полно. У Щербины есть стихи Ниньона. Сколько в них правды!
Нет, твой полдень не будет так ясен,
Как облитый румянцем восток,
Ты невольно в житейском волненьи
Удалишься от правды своей.
О, постой же на этом мгновеньи,
Не расти, не цвети и не зрей!
Я ухожу с бала, – говорил он, – всегда в разгаре его, когда нет еще этого утомления бала, все лица оживлены, и платья, и цветы свежи; и что-то щемит у меня на сердце, когда бал, утомленный, затихает, доживая последние минуты. Так и жизнь.
Он действительно жил недолго. Когда он заболел болезнию, которая свела его в могилу, он радовался. Одно время его смерти ждали со дня на день; но потом он несколько поздоровел и умер спустя несколько недель.
– К чему это? – жаловался он. – Я уж совсем собрался. И потом, – сознавался он с виноватой улыбкой, – меня разбирает любопытство. Ведь столько узнаешь, стольких интересных людей увидишь.
Я знал, что ему пришлось лишиться людей, которые нужны были ему, и он хотел скорее их увидать. Он любил рассуждать о том, как будет сохранена