Я Твой! Я хочу быть Твоим!
Так прими же меня! Шепни мне, что я Тебе нужен, раз Ты за меня умер. И тогда я стану жить для Тебя, для Тебя одного!
А Ты дай мне познать в слиянии с Тобою такую полноту счастья, пред которой померкнет для меня земля с ее радостями.
По поводу кончины старца Варнавы
Старчество есть весьма интересное явление в русской духовной жизни. Обусловливается оно желанием усердных к вере людей все важнейшие поступки своей жизни подчинять решению опытного духовного руководителя. Это стремление основывается прежде всего на смиренном расположении данной души, на неуверенности ее, что во всяком значащем случае она выбирает путь, угодный Богу и себе полезный.
Мне кажется, что начало старчества можно видеть в первые времена иночества, в пустынях Египта, где великие аскеты-учители требовали от своих многочисленных учеников прежде всего полного повиновения, отсечения собственной воли.
Конечно, далеко не всякий, даже искренне и пылко верующий человек, способен на то, чтоб подчинить свою волю воле руководителя, да и не всякий верующий видит в том необходимость. Разве нельзя верить, что по усердной молитве человека Господь Своими всегда чудными и милосердными путями укажет ему в минуты недоумения выход; что вся совокупность наших склонностей и природных задатков вместе с обстоятельствами, слагающимися вокруг нас так или иначе, и есть то Божие внушение, тот неслышный, но ясный голос Божий в душе, которого другие ищут у старца?..
Но если люди более сильного характера, желающие, так сказать, смотреть и на мир Божий, и на собственую жизнь своими глазами, не имеют никакой нужды в этих старцах, то, наоборот, есть множество и таких людей, для которых «старчество» чрезвычайно дорого и необходимо. Кроме желания постоянно проверять свои мнения и планы мнением уважаемого и любимого ими духовного человека, которого они считают близким Богу, – есть еще и множество других причин тяготения к старцам.
Много лет сосет душу какое-нибудь тяжелое тайное горе, которое нельзя никому рассказать. Обыкновенный духовник не может понять, не может вникнуть глубоко в это горе и не приносит отрады измученной душе. Так нот, если в таком состоянии человек услышит о праведном, обаятельном монахе какой-нибудь дальней пустыни, к которому с доверием относится верующий люд, снося к нему в чаянии облегчения всю свою душевную тяготу, то понятно, что такая «труждающаяся и обремененная» душа жадно будет искать сближения с этим духовным врачом, и, если он сумеет поддержать и ободрить эту усталую душу, она ответит ему безграничным доверием и невыразимою благодарностью. Как сознательный больной, чувствующий в себе сложный великий недуг, подтачивающий его жизнь, инстинктивно рвется к знаменитому врачу, так и грешник, доведенный до отчаяния неисцелимыми и глубокими душевными язвами, инстинктивно ищет могучего духом человека, который уже видел многих таких же, как он, отчаявшихся