– Подождите, Мтука вас подвезет. Возьмите мяса для семьи. Я с вами не поеду. Джамбо ту. – Я старался быть одновременно и нежным, и грубым, и кратким, чтобы не разводить канитель.
– Когда приедете? – спросила Вдова.
– Не знаю. Когда потребуется моя помощь.
– Съездите с нами в Лойтокиток перед днем рождения малютки Иисуса?
– Конечно.
– Квенда на Шамба, – сказала Дебба.
– Мтука вас отвезет.
– Поехали с нами?
– No hay remedio[2].
Это была одна из первых заученных ею испанских фраз; ничего печальнее этой фразы я не знал и рассудил, что чем раньше она ее выучит, тем лучше. Она думала, что это цитата из наших молитв. Значения фразы я не объяснил, просто сказал, что это важно знать.
– No hay remedio, – повторила она старательно и гордо.
– У тебя красивые руки, – сказал я по-испански, – особенно мозольки. – Это была наша старая шутка, одна из первых, что мне удалось перевести более-менее адекватно.
– No hay remedio, – ответила она скромно. И скороговоркой добавила: – No hay remedio, no hay remedio, no hay remedio.
– No hay remedio ту, – кивнул я. – Забирайте мясо и уходите.
Проснувшись ночью в палатке, слушая, как гиены спорят над кухонными отходами, и глядя на костер сквозь проем в пологе, я думал о Мэри, которая спала счастливым сном после удачной охоты, и пытался представить, чем занимается гигантский лев. Скорее всего по пути к болоту он будет охотиться. Затем я стал думать о Шамбе и о том, что простого решения нет. Мне было досадно, что я ввязался в эту паутину, но теперь уже no hay remedio, да и с самого начала, пожалуй, другого пути не было. Не я все начал. Оно само началось. Затем я еще немного подумал о нашем льве и о мау-мау из племени камба, которых следовало ждать не раньше завтрашнего вечера. Затем ночные звуки разом стихли, и повисла абсолютная тишина, и я подумал, твою мать, это мау-мау окружают, пока я тут прохлаждаюсь. Сердце ударило в галоп, рука потянулась к «винчестеру», заряженному крупной дробью; я замер с открытым ртом, чтобы лучше слышать. Пару секунд спустя у реки кашлянул леопард: странный звук, словно по басововой струне провели драчовым напильником. Ночь ожила, на разные голоса обсуждая охоту леопарда; я отложил «винчестер» и начал засыпать, думая о жене, и гордясь ею, и очень ее любя, и думая о Деббе, и гордясь ею, и молясь, чтобы у нее все было хорошо.
Глава третья
Встав на рассвете, я пошел в столовую: следовало проверить линию обороны. Мы с Кейти по-армейски тщательно проинспектировали лагерь, причем даже такой педант, как Кейти, не нашел, к чему придраться. Мясо было аккуратно завернуто в марлю и подвешено; его с лихвой хватило бы на три дня. Кое-что уже пошло на шашлыки: ранние пташки толпились у костра, поджаривая завтрак. Мы обсудили план действий в случае нападения мау-мау на лагерь или на одну из четырех шамб.
– Хороший план, – сказал Кейти. – Только они не придут.
– Слышал, ночью был момент, когда все затихло?
– Слышал, –