– Ничего подобного, – вскричали братья разом. – Не было в договоре таких слов: «если кто-то из нас»… Было: «если кто-то… вообще кто-то, неважно кто… обидит Елениного избранника»…
– Было! Было именно: «Если кто-то из нас, женихов…»
– Да нет же! – вновь перебили гостей братья. – Не было в договоре этих двух словечек: «из нас»…
– Было: «…из нас…»!
– Не было!
– Было!
Нет, даже множеству мужей не переспорить двух громогласных упрямцев – Агагемнона и Менелая.
– Чем угодно поклясться мы готовы – не было! И давайте прекратим этот спор, недостойный благородных мужей.
Отошли в сторонку бывшие женихи Еленины, стали совещаться. Совещались долго, эмоционально, наконец, нахмуренные, возвратились на место.
– Ладно, сыновья Атрея, будь по-вашему, выступим вместе с вами единым фронтом против воровского гнезда троянского.
Братья аж просветлели лицами.
– Ну вот, другое дело, Я всегда верил в вас, друзья мои, – подвел итог Агагемнон, – в вашу честность и верность слову. И еще вот что скажу напоследок, уверен, вы со мной согласитесь: уж очень долго мы без войны, обросли жирком покоя и благополучия. Пиры, охота, игры, хозяйский учет – скукотища. Скажу более: благородных мужей недостойно. Не жизнь, а прозябание. Так что собирайтесь, цари и герои греческие, в путь-дорогу дальнюю, и да пошлет нам Эол[2] попутный ветер.
К тому времени Одиссей уже был женат на Пенелопе, двоюродной Елениной сестре, и даже имел сына, маленького Телемаха. Можно себе представить, как воспринял он призыв Агагемнона: все на войну, греки, отомстим за попранное достоинство одного из нас, разгромим воровской род Приамов, снесем с лица земли Трою!
Ну да, вот сейчас все брошу, распрощаюсь с женой, сыном, и на войну. Ради чего? Чтоб стать богаче? – Да и так не бедствую. Ради кого – ради Менелая? – Да кто он мне такой? Если нанес ему, везунчику-избраннику (а если называть вещи своими именами, невезунчику) обиду гость заморский, то с какой стати мне калечить жизнь свою, под меч троянский голову подставлять, – такой вид имели Одиссеевы рассуждения (и не только его, а большинства участников того жениховства).
Пораскинул мозгами Одиссей и решил прибегнуть к хитрости. Перед прибывшими в Итаку Менелаем и Агагемноном, а также Нестором и Паламедом он предстал в странном виде: из-под грязных спутанных косм горящий взгляд; вместо внятной, размеренной речи – бессмысленное бормотанье, дикие выкрики; тело прикрыто истлевшей дырявой рогожкой, такую последний раб не оденет. И чтоб высокие визитеры полностью поверили в его безумие, Одиссей впряг в плуг вола и осла и с их помощью пытался вскопать поле, кое засевал солью. Паламед,