Ему захотелось встать и уйти с пляжа. Все вокруг посинело от яркого солнца и стало каким-то колючим и чужеродным. Он приподнял голову и огляделся. Парочка любовников с эрекцией давно исчезла. Видно, пошли совокупляться в соседний лесок. А что? Обычные люди. Только не надо мне их на моем острове. И вон того лысого дядю с животом, как у беременной бабы, тоже не надо. И тех двух, с шахматами. И активистку Зоеньку не надо. И Радека хитроумного тоже. Мой бог, что я тут делаю? Оказывается, даже нагота не делает людей ближе. И если ты болван, то таковым останешься и в природе. Если собрать всех этих разномастных умников, активистов-авантюристов с глупыми речами, вместо мозгов, всех этих партийных функционеров и их проституток, нэпманов, восторженных поэтов, аферистов-финансистов, морфинистов и онанистов, оппортунистов, троцкистов и марксистов, – Андрей откровенно глумился. – Собрать всю эту разномастную публику и свезти на мой остров – то все это пошлое отродье превратит мою голубую мечту в дешевый фарс.
Андрей чуть не рассмеялся от отвращения.
«Вот он, срез любого общества. Только еще попов не хватает и огпушников. Хотя, огпушники наверняка тут есть и маскируются под ярых активистов и комсомольцев. А вечером строчат доносы высшему начальству на Лубянке. Светка права. Надо быть осторожнее. Чтобы из огня да не попасть в полымя. Да и кто из них, собственно, согласился бы бросить все блага этой гнилой и порочной цивилизации и укатить на остров? Зачем им это? Их и тут неплохо кормят. Вон как отожрались осетриной из Торгсинов. Давно ли голодали?»
Солнце стало припекать сильнее. Андрей достал полотенце и укрыл им плечи.
«Светка… Только одна Светка не умеет быть фальшивой. Лапушка моя нежная. Самое преданное мне существо. Я с ней ласков – она счастлива. Когда я с ней груб, она плачет. Мало плачет дуреха, она страдает по-настоящему. Так, что горячка, видите ли у нее начинается. Дворянское отродье! Как же я влип с тобою. Мне бы кого попроще, более крепкую и толстокожую. Как я с такой неженкой и на острова? Черт! Черт! И без нее не могу. Как только вспоминаю ее карие глазищи, распахнутые и темнеющие от страсти, когда она кончает подо мной, у меня каждый раз происходит взрыв в мозгу. Касание ее пальцев похоже на касание мотыльков. Светка! А как она раздвигает ноги! Словно бабочка, пришпиленная ботанической иголокой. Послушно, широко. Доверительно… И вместе с тем чудовищно развратно. А там у нее всегда мокро, узко, скользко… Черт!»
Он почувствовал, как член уперся во влажную ткань простыни.
«А что, если теперь лечь на спину и шокировать активистку Зоеньку новым видением? Как вы, Зоенька, отнесетесь к манифестации такого рода? Голосующий член! Причем, не член вашей ячейки или партии, а вполне себе реальный – ЧЛЕН. Торчащий ХУЙ. А что, Зоенька, вы же сами выступали за естество. Так что получите его во всей, так сказать, природной красе».
Ему вновь стало смешно.
«Надо ехать домой и снова