Собеседник не торопился отвечать. Видимо, тоже волновался.
– Никогда не задумывался, анархист, почему француз живет в своей стране, японец, русский – в своей, а я и ты – в чужой? Мы что, украинцы, – пальцем сделаны? Обидно же!
Теперь Нестор помолчал. Такая мысль приходила ему в голову, но от государства он не получал и не ждал ничего хорошего.
– Тебя как зовут?
– Хорунжий я, Анатолий Кармазь.
– Не кипятись, Толя. Что означает, по-твоему, страна?
– Ну, свое государство, армия, наши начальники. Я, к примеру, мог бы стать войсковым старшиной.
– Чем же вы лучше русских бюрократов? – возмутился Нестор. – Страна – это моя родная земля без каких-либо надзирателей. Только выбранные народом и в любой момент сменяемые исполнители его воли, как у запорожских казаков. Ото настоящая, СВОЯ страна!
– Э-э, те времена уплыли с днепровской водой. Слышь, як вона журчит? – усмехнулся Кармазь. – Нас же миллионы! Без бумажки, крючкотвора и страха не будет никакого порядка. Это у тебя, извини, сладкий бред.
– А Швейцария с ее коммунами? Задуренный ты муштрой, хорунжий! – воскликнул Нестор, возвращаясь к костру.
Каждый из них жаждал того, что диктовали ему личный горький опыт и неопознанная судьба…
Глубокой ночью Нестор, Степан и Роздайбида, тихо оседлав коней и прихватив пулемет, покинули остров Голодай. Были уверены: ночь-мать не даст погибать.
Припав к гривам коней, трое неслись во тьме по степным зверобоям и татарникам, жестко посохшим к осени по балкам и мелким речушкам: мимо Муравского шляха, немецких колоний с добротными каменными домами, что спали в тревоге без огоньков, мимо украинских хат, насупившихся под соломой и тростником. Где-то в полях горели стога, невесть кем подожженные, то ли гайдамаками, скучающими на державной варте (Прим. ред. – В дозоре), то ли крестьянами, мстящими помещикам, что возвратились. На горизонте вспыхивали, гасли зарева, и несло горечью ночных костров, чем-то смятенным и позабытым со времен мирной жизни…
День они проспали в степном яру. К ночи перекусили, зажгли костер. Слушая рассказы Нестора о России, Степан молчал, наконец выдавил:
– У кожного своя доля и свий шлях шырокый.
Нестор насторожился:
– Чего ты хочешь?
– Пойиду сам. Додому.
– Да в чем дело? Говори толком.
– Ну, нэ люблю я москалив! – вспылил Степан. – Ни добрых, ни злых. Хочу, шоб у нас була своя держава. Своя, чуешь!
– Тебе-то, нищему, что от нее? – недоумевал Нестор. Упрямство товарища казалось ему просто нелепым.
– Так думав дид, батько мий и я тоже! – стоял на своем Степан. Оседлав коня, он еще добавил напоследок: – А ты ридну мову забув!
Нестор вскочил, схватился за наган.
– Выдашь нас, что ли?
Беглец ускакал во тьму. Нестор с недоумением смотрел ему вслед.
– А ты чего ждешь? – отчужденно,