Я поднял на руки и понёс желанную, приятно пахнущую, женщину в постель, быстро освободил её от остатков одежды, и мы слились в одно ненасытное существо, бурно испытующее восхитительные эмоции.
Когда мы уже лежали на чистых простынях пресыщенные прелестями секса, Вика опять завела свою старую песню.
–Ах, Сашка, Сашка, когда ты уже женишься, сколько я тебя буду выручать, ты как всегда неорганизованный по жизни, хочешь я тебя с подругой познакомлю. Воспитательница в детском саду, симпатичная, пусть она с тобой помучается, может ты хоть ради неё устроишься наконец на настоящую работу, остепенишься.
Вика прищурясь наблюдала за моей реакцией, наверняка уже всё заранее обсудив с претенденткой на мою безалаберную холостяцкую жизнь.
Я делано возмутился.
–Это что, я тебе уже не нравлюсь?
–Хватит дурачиться, из-за тебя я никак не привыкну к скромному достоинству мужа, приходится изображать удовольствие от кекса с ним. Тебе надо оставить меня в покое, хоть и мне это будет нелегко, но ведь он нас когда ни будь застукает и грохнет. У него ружьё есть, он же охотник.
Её спокойный в начале речи тон, к концу стал приобретать визгливые, истерические нотки. Я уже знал, что возможна сцена с конкретной ездой по ушам, выговор с занесением в личное дело. За пару лет совместной жизни я неплохо изучил сию дивную Мальвину старобельского уезда. Я в знак примирения поднял руки дурачась, хенде хох, нихт шисен.
–Ну ладно, хватит пугать, не боюсь я твоего хомячка.
Вика пришла в нервное состояние, я с сожалением понял, что кино больше не будет, масть больше не прёт. Дама на полном серьёзе решила меня сплавить в надёжные руки.
–Вот ведь навязался на мою голову. Вставай, топай, тебе уже пора.
Вика начала меня выталкивать с кровати сначала руками, а потом и прелестными ножками, сверкая своими вдохновляющими прелестями. Всё-таки боялась она своего благоверного.
Я не спеша оделся, посетив ненадолго ванную комнату, чмокнул подругу в щёчку, опёрся рукой на подоконник и перемахнул в душистый сад, в котором на раскидистых деревьях дозревали вишни и абрикосы. Потом лёгкой рысцой огородом, каждый раз новым маршрутом чтобы не протоптать тропку и привычно перескочил дощатый, давно крашенный забор, выходивший на безлюдный, заброшенный пустырь.
Хоть я и чувствовал себя сильным и ловким мачо, лишние проблемы мне были не нужны. Я всегда смотрел в щель в заборе перед прыжком, не идёт ли там кто по тропинке. Выбрался из зарослей могучего бурьяна, отряхнулся от липучих семян и не спеша пошёл к остановке общественного транспорта, делая солидный крюк. Моцион мне был полезен, как работнику умственного труда.
Через забор приходилось уходить из-за лояльных соседей Вики, которые были более внимательны к прохожим по их улице, чем мне того хотелось, когда я изображал Штирлица, пробирающегося на явку.