На такое заявление я не нашелся, что ответить. Да ответа и не требовалось. Новость действительно ошеломляла. Трудно было представить, что могучий Зевс, Громовержец и прочая, наводивший ужас на всю Элладу, а под именем Юпитера – и на всю Империю, может умереть. Мне он был никто – не отец и даже не злой отчим, просто глава клана, в составе которого я, по странному стечению обстоятельств, оказался. Но за долгие тысячелетия я привык, что во главе этого клана стоит именно он. Этот факт въелся в кожу, сросся со мной намертво. Даже семнадцать с лишним столетий, истекшие с той поры, как олимпийцы начали покидать Гору и клан практически распался, положения вещей не изменили. Где-то глубоко в подсознании клан продолжал существовать, и во главе его все так же стоял угрюмый седобородый старик. Которого, оказывается, уже два месяца, как не было в природе.
Разобравшись с накатившими эмоциями, я посмотрел на Прометея и, осторожно подбирая слова, заметил:
– Теперь ваше беспокойство более или менее понятно. Но это все равно не повод для паники. Боги ведь тоже смертны. Я сейчас никому тайны не открыл? Мы ведь все об этом прекрасно осведомлены, правда? Такое и раньше случалось.
– Раньше времена были другие, – резко возразила Афина. – Более бурные и насыщенные. И потом, когда это происходило, другим заранее было известно, кто, за что и каким образом. А если на то хватало могущества Горы, то боги воскресали. Только Гора давно стала просто горой, никакого могущества в ней больше нет и, умерев, мы уже не воскреснем. Так почему Зевса убили именно сейчас? Ведь до нас, по большому счету, никому дела нет?
– А вы уверены, что его именно убили?
– Его нашли на лужайке перед домом с пулей в голове. Стреляли из охотничьего ружья. Ни в самом доме, ни у соседей охотничьего оружия нет.
– Довольно глупо, – заметил я. – Профессиональные убийцы охотничьим оружием не пользуются. Шуму много, а преимуществ никаких. С нарезным и проще, и незаметнее.
– Значит, это был непрофессионал! – сварливо отрезала Афина.
– Позвольте, я продолжу? – Прометей поднял руку в останавливающем жесте. – Нам сейчас, на самом деле, неважно – стрелял в Зевса профессионал или его в гневе порешил чей-то обесчещенный супруг. И то, и другое в равной степени возможно. Но мы не будем останавливаться на этом, Арес. Месяц назад в Чикаго, в США, был убит Аполлон.
Я нахмурился. Убийство Зевса, конечно, плохо укладывалось в голове. Но оно, во всяком случае, было объяснимо – Старик имел вздорный характер и неконтролируемое либидо. В этом Прометей был прав – его вполне мог расстрелять какой-нибудь рогатый муж в приступе справедливого негодования. Но за что убивать Аполлона? Этот дурачок, наделенный необыкновенной мужской красотой, был настолько влюблен в себя, что никому не мог причинить вреда. Он ни с кем не ссорился, потому что мало с кем общался, почитая единственно достойным себя обществом – свое собственное. Он никогда никого не соблазнял, – и никогда никем не был соблазнен, – потому что единственным