Когда ее выписывали, я, проходя через вестибюль к выходу, увидел ее – она сидела, сложив руки на коленях, смотрела на меня с робостью и улыбалась.
– Здравствуйте, доктор! Меня сегодня выписывают, вы знаете, да? Вот сижу, маму жду, она должна приехать… Спасибо вам за все. Я ведь только благодаря вам… Из-за вас… Ну, вы понимаете, правда? Я вас никогда не забуду и не надейтесь…
Я кивнул, улыбаясь, протянул ей руку и хотел сказать что-то подобающее, но не успел – она вдруг обхватила меня за шею и впилась мне в губы – на виду у всех…
…Я стоял, как истукан. Единственное отчетливое чувство в тот момент – злость на нее. Злость и желание перегнуть ее через колено и выпороть – тут же. Чтобы – запомнила. И чтобы духу ее здесь…
– Разозлились, да?
Она стояла смеющаяся, довольная, только что не облизывалась.
– Не злитесь, вам нельзя на меня злиться, на пациентов не злятся, Михаил Андреевич, вы же – врач. Я просто очень давно хотела вас поцеловать. А если я чего-то хочу…
Она повернулась и зашагала к выходу, вертя худенькими бедрами почем зря.
И я почувствовал, что улыбаюсь…
С той минуты и – до сих пор…
4. Темные аллеи
В первый момент я ее, конечно, не узнал. Все-таки три года – это…
Очередная группа студентов, и среди них – она.
– Итак, кто может назвать мне…?
Я ее даже не сразу увидел за спинами остальных, невысокая, такая же хрупкая и совсем не повзрослевшая. Взгляд исподлобья и те же серые глаза…
– Э-эээ… Вы – Белкина? Белкина Светлана, я не ошибся?
– Да, меня так зовут. А откуда вы знаете?
– Откуда я знаю? Неважно. Вот вы и отвечайте на заданный вопрос…
И она, на удивление шустро и толково, рассказывает нам про шизофрению – причины, следствия, течение и признаки болезни, вторичные факторы…
Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее – всю жизнь…
…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь – не может быть, чтобы она…
– Михаил Андреевич!
Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…
– Идем!
Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь – и ее бледное лицо рядом – как вспышка – невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…
…Потом – ее красные, искусанные губы.
И нас осталось двое – психиатр и его пациентка.
Моя загипнотизированная девочка…
…Частная жизнь должна оставаться частной.
Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому – привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.
Счастье – это другое, совсем друг�