Таково было в течение многих веков русской истории великое государственное значение Святогорского монастыря. Его горные твердыни, защищенные, с одной стороны, пучинами реки, с другой – глухими лесами, были своего рода конечным острием железного клинка, который вбит был русской государственной силой в глубину степей, под самое сердце Крымского ханства. Этой же цели служила цепь укрепленных городков, острожков, валов и сторожей, устроенных вдоль берегов Донца, – реки степей. Святогорский монастырь, охваченный, как пустынный остров – водами океана, безлюдными степями, по которым кочевали и разбойничали хищные орды азиатов, являлся с зари русской истории очагом христианства и православия, к которому, словно к духовному сердцу, невольно притягивались рассеянные по берегам степных рек оазисы русской народности. Это были первые аванпосты надвигавшейся русской силы – казаки, звероловы, пасечники, промышлявшие на свой страх в диких дебрях лесов; караулы и сторожи, высылаемые государством в глубь Дикого поля. А были еще полоняники, постоянно и во множестве бегавшие по следам князя Игоря из улусов грабителей вдоль спасительного потока Донца, ведущего прямо на Русь…
Святогорский монастырь был их общим прибежищем и как боевая твердыня, и как родной дом, где они были накормлены, напоены и одарены незаменимым душевным утешением.
Святогорская Лавра, река Северский Донец. Фото Vizu.
Это тот самый, старый, многоводный Донец, каким он был века назад на пространстве сотен верст своего течения, каким его видел еще князь Игорь, когда бежал из половецкого полона, скрываясь в дремучих чащах берегов
Эта обитель играла в истории степной Руси почти ту же роль, какую Сергиево-Троицкая Лавра или Соловецкий монастырь играли в истории Северной Руси.
Святогорская Успенская Лавра. Фото Sgiaz.
«Если здесь не уметь, то где же молиться? Здесь так близко к небу, здесь так далеко от земли!» – выразился о Святогорье архиепископ Филарет
И