Оленька, или Завтра было вчера
Часть первая
1. Отворили балкон
Отворили балкон с видом на дамбу. Несмотря на высокие потолки, в гостиной стало слишком накурено.
– Человек с двумя лицами? – переспросил Илья Антонович.
– Двуликий – тиран по призванию во главе негосударственного правительства! В будущем, когда человечество окончательно исчерпает себя в нравственном смысле, планета взбунтуется и откажет нам в дальнейшем своем покровительстве.
– Что-что? Планета взбунтуется?
– Да!
– То есть наша многострадальная «колыбель человечества» откажет нам в утешении?
– На самом деле ничего не заканчивается и ничего не начинается, все продолжается. Нас ожидает будущее, в котором люди со временем откажутся от животной пищи и полностью перейдут на вегетарианство. Человечество откажется от разделения на расы и народы. Придет время всемирного братства. Мы, наконец, познаем вселенскую гармонию и уверуем в свои силы. Каждому откроются мистические способности: левитация, телекинез, власть над силами гравитации. Но для того чтобы постичь тайны мира, обществу нужно будет пересмотреть свои взгляды и отказаться от материалистического восприятия жизни. А на извечный, сакраментальный вопрос: «Что было вначале – курица или яйцо?» однозначно отвечу: яйцо!
Доктор Ринг, с ним еще пара гостей от души рассмеялись…
– Любопытно, – Илья Антонович Знаменский благодушно откинулся на высокую спинку старинного стула. – А знаете, молодой человек, пожалуй, я прочту ваш роман, если разрешите, конечно.
– Романа пока нет, но есть отрывки – замысел в целом…
– Замысел – это немало.
Гости переглянулись.
– Не скажу наверное, но, кажется, действительно существовал некий Эдвард Мордрейк – наследник одной из самых благородных семей Англии в девятнадцатом, кажется, веке, – с улыбкой включился в беседу доктор Ринг. – Бедняга считался талантливым, образованным и даже изысканным человеком. Но он как раз страдал таким тяжким физическим уродством. От рождения у него на затылке был второй лик – отвратительный, сморщенный, злой, как сам дьявол. Речь идёт о редкой патологии, о так называемых паразитарных краниопагах, или Craniophagus Parasiticus. Такое происходит, когда черепа сиамских близнецов срастаются в одном теле. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Стивенсона – ещё один пример двойственности. Однако мы увлеклись. Скорей всего, история Эдварда Мордрейка – пустая басня, сочиненная сценаристами Голливуда.
Идеальное рыжее солнце коснулось маслянистой глади перекатной волны залива. У Оленьки поневоле слипались глаза, ей ужас как захотелось в кроватку. Муж в тумане усталости так и не смог сформулировать свою «невероятно важную мысль». Он говорил, говорил, повторяясь, будто примитивный игрушечный робот. «О, только бы добежать!» – мелькнуло у Оленьки нешуточное опасение. По забывчивости она застенчиво улыбнулась аддиктивному официанту, бесшабашно махнула плиссированным цветастым подолом, и, пробираясь между креслами и обувью рассеянных, изрядно уставших гостей, она нечаянно задела грудью лицо Макса.
Не обращая внимания на призрачное скольжение в зазеркалье, Оленька, следуя одинокой мысли, задрав юбку, едва успела присесть, как в туалетную комнату неожиданно просунулась взъерошенная голова Макса. «Занято!» – попыталась весело возразить Оленька. Однако, лучась морщинами, руководитель проекта, будто голодный пес, успел щёлкнуть пастью замка и в миг нулевой длительности вплотную приблизился к обескураженной Оленьке именно в тот момент, когда нектариновый тон, словно звон новеньких золотистых монеток, вылился в оглушительный порыв животного воодушевления. А между тем, неотрывно всматриваясь в потоки звероватых завоев, Макс уже высвобождал левую лодыжку Оленьки от изящной фаевой туфельки.
– Макс! – выдохнула Оленька изумлённо, – Максим Александрович, вы вообще вменяемый чело?… – хотела было по-настоящему возмутиться она. Но – не успела.
Мужские похабные, жадные губы, не дав слову созреть, накинулись на нее влажным, фасонистым поцелуем, притом что жутко нескромные пальцы шефа… уже где-то бесцеремонно сомкнулись.
Потолок опрокинулся.
Оленька прикрыла глаза и услышала бархатистый говор деда: «Вилы ровнее! Хватай, Олька, держи его за рога!» Коленки Оленьки отчаянно заработали. Попеременно выжимая педальки, мелькали всё быстрее, ускоряясь, её голые бойкие ножки в кожаных согретых солнцем сандалиях. Мужская рука с силой спружинила сзади. Оленьку подкинуло. Она покатилась, вихляя бедрами, в жоржетовом платьице до колен, с каждой новой секундой присваивая себе необычайное состояние какой-то особенной, малиновой сладости. «Держись, держись за рога!» Нежные молнии увлажнились – и потекли, и озаботили низ живота телесной восторженной мукой. От множественных приближающихся полыханий Оленька осмелела. Она увидела над собой ровный свет матовой