– Постойте минутку! Вы должны сказать мне, какой у нее нрав, иначе я ничего не могу сделать.
Изабелла опять вернулась, чувствуя, что на этот раз дело серьезно. Важный вид ее был еще очаровательнее ее веселости. Когда она подняла свое лицо с широко открытыми серьезными глазами, выражавшими сознание ответственности, Гардиман отдал бы любую лошадь из своих конюшен, только бы иметь право взять ее на руки и расцеловать.
– У Томми ангельский нрав с людьми, которых он любит, – сказала она. – Если он кусается, то это обыкновенно значит, что ему не нравятся чужие. Он любит миледи, любит мистера Муди, любит меня. Теперь точно все. Пожалуйте сюда, сэр, мне кажется, я слышу, что миледи зовет меня.
– Нет, – сказал Гардиман со своим непреодолимым упрямством. – Никто вас не звал. Так каков нрав у собаки? Пойдет она ко всякому чужому? Каких людей она обыкновенно кусает?
Красивый ротик Изабеллы начал складываться в улыбку. Последний неразумный вопрос Гардимана начинал открывать ей истину. Но все-таки участь Томми была в руках этого странного джентльмена, она считала своею обязанностью помнить это. Кроме того, Изабелле не каждый день случалось очаровывать знаменитого человека, к тому же красивого и прекрасно одетого. Она рискнула потерять еще минутку-другую и вернулась к воспоминаниям о Томми.
– Я должна вам признаться, сэр, что он ведет себя несколько неблагодарно, даже с теми из чужих, кто хочет ему помочь. Когда он выбегает на улицу (что случается довольно часто), он садится на тротуаре и воет, пока не соберет вокруг себя кучку сострадательных людей. Когда кто-нибудь пытается прочитать на ошейнике его имя и адрес, он бросается на них. Слуги обыкновенно находят его и приносят домой, тогда он возвращается к дверям и бросается на слуг. Но я думаю, что это он шутит. Посмотрели бы вы на него за обедом, как он сидит на своем кресле, ждет, чтоб ему подавали, положив передние лапки на край стола, – как руки джентльмена на публичном обеде, когда он говорит спич. Но теперь, – воскликнула Изабелла, прерывая себя со слезами на глазах, – я так говорю о нем, а он так ужасно болен! Одни говорят, что у него бронхит, другие – боль в печени. Вчера еще я выпустила его на улицу немножко освежиться, и он остановился на тротуаре и был сам не свой. В первый раз в жизни он не бросился ни на кого из прохожих и бедняжка не имел даже охоты пойти понюхать фонарный столб!
Едва Изабелла успела рассказать это последнее печальное обстоятельство, как воспоминания о Томми были внезапно прерваны голосом леди Лидиард, которая на этот раз действительно звала ее из-за дверей будуара.
– Изабелла! Изабелла! –