«Но ты и сам был жестоким? Ты помнишь?» – спросила его душа.
«Я плохо помню» – ответил он сам себе.
Но он смирился.
Мужчина пошатнулся, осознав, что сейчас уже упадёт и больше не встанет – душа его чётко ощутила миг приближающейся свободы, свободы от этого раненного, искалеченного, ужасно усталого тела.
Но когда он сейчас пошатнулся, он случайно поймал взгляд того второго мужчины.
Души могут говорить без слов. Души всё помнят. Всё знают.
«Кри Та Ран!» – вдруг осознал Сандиас, где уже видел эти глаза и этот взгляд. Этот грустный взгляд. Взгляд чужой души, которая не хотела мучить никого.
Он упал об заледеневшие осколки. Хрипя, захлёбываясь, давясь собственной кровью.
Над ним было жуткое, грязное, затянутое тяжёлыми тучами небо. Небо, которое он никогда не любил таким. Но другого неба не было. Для него другого неба больше не будет.
Глаза наконец перестали видеть, сломленные болью и темнотой.
Но уши её слышали.
И тот, другой, вдруг сказал и ей:
– Уходи.
И вдруг, захрипев, упал и сам. Возле него.
Он слышал, как та молодая женщина кричала напугано. До того как её голос померк. И звуки все померкли.
В том разрушенном городе, который заметало небо снегом…
На постели из чистого снега, который сначала растёкся водою от прикосновения к тому телу, а потом совсем перестал падать…
Сандиас стоял где-то сбоку и растерянно смотрел, как та девушка уходит. Как растворяется среди сверкающих обломков и тёмных внутренностей разрушенных зданий хрупкая фигурка в ярко-красном платье. Почти везде красном. В платье, окрашенном чьей-то кровью. Как исчезает меж блестящих и жутко мрачных обломков росчерк длинных волос, напоминающих цветом и переливами игру пламени. Он даже на какое-то мгновение на неё засмотрелся. Покуда она не скрылась. Хотя сейчас душа была лишена древнего зова плоти. Душа сама по себе может просто смотреть на красоту. Но ей не хочется ею овладеть. Душе не нужно владеть чем-то: ей достаточно просто любоваться прекрасным.
Странно… он лежал убитым ею. Вот, его тело. Он же ещё не забыл отражения своего тела.
А душа смотрела на ту влюблённую девушку, отчаянно убегающую от них двоих, упавших. И просто любовалась ею и её волосами, струящимися по ветру. Цвет пламени. Цвет закатного неба и солнца. Цвет свободы. Красивый цвет, завораживающий. Кажется, он редко видел такой. У женщины так впервые видел. Приророждённая?.. Да, кажется, так.
А у того мужчины…
Но что тот мужчина делает?..
Душа Сандиаса – она всё ещё продолжала считать себя Сандиасом – растерянно вниз посмотрела, на второго мужчину. Раненного тоже, но раньше. Только что упавшего замертво. Он причинил той девушке боль своим притворством. Зачем он изобразил свою смерть?..
Но что он делает?..
А тот мужчина зачем-то прокусил свою губу нижнюю. Своё запястье. Вдруг сел. Встал. Прошёл два шага,