– Это же не для протокола, – Лёха корчит печальную физиономию, хотя его румяное широкое лицо вовсе не предназначено для такой мимики. – Понимаете, уважаемая, погибло столько людей, и вовсе не обязательно, что среди них были только бандиты и уголовники. Там были и молодые красивые парни, которым бы жить да жить. Вот представьте, если бы среди них был ваш сын…
– У меня нет сыновей! – скрипит тётка, но дверь на себя больше не тянет. – У меня только дочь… А если бы у меня был сын, он бы ни за что не попал в такую мерзкую компанию!.. Ладно, проходите, раз пришли. Но условие – всего пару вопросов девочке, не больше. А то будем жаловаться на ваш произвол начальнику полиции. Мой муж с ним знаком…
Мы проходим в салон, и хозяйка настоятельно требует, чтобы мы, раз уж напросились в гости, выпили по чашке кофе. Таков израильский ритуал посещения гостей, и отказываться от его неукоснительного соблюдения не принято.
Пока она готовит кофе и зовёт внучку, Лёха вопросительно разглядывает меня и просит:
– Разговаривай с девочкой лучше ты, потому что эта старая мегера будет фильтровать каждое слово и мозги выносить своими комментариями. У меня терпения не хватит с ней препираться.
Девочка оказывается рослой, рано созревшей особой, каковые нередко проходят по полицейским сводкам в разделах происшествий с изнасилованиями. Быстро оценив нас взглядом как людей ни на что для неё не годных, она выпускает изо рта пузырь жвачки и молча залезает с ногами на диван.
– Меня зовут Шуламит, – не дожидаясь вопросов, сообщает она и громко чмокает лопнувшим пузырём, – перестрелку я наблюдала из окна и всё уже рассказала полицейскому, который к нам приходил.
– Откуда ты знаешь, что мы хотим у тебя спросить? – улыбаюсь невольно.
– А что, вы пришли узнать, какие у меня оценки по математике?
Похоже, что этой двенадцатилетней девице палец в рот не клади, она даст фору многим из тех, кто старше её вдвое.
– Мы знаем, что произошло, – решаю разговаривать с ней, не сюсюкая, как с взрослым человеком. – Хочу лишь спросить: тебе ничего странным на улице не показалось?
– А что там могло быть странного? Драться эти бандиты не умеют, наши ребята в школе и то круче…
– Но у вас в школе убийств, слава богу, не случается, а здесь столько жертв.
– Если б они умели драться и не трусили…
– Почему ты решила, что они трусили?
– Да потому что их всё время один дядька подгонял и ругался на них в полный голос. Если б не он, они бы даже стрелять не начали.
– О каком дядьке ты говоришь? О том, который первым побежал к дому и сам начал стрелять?
Девица расплывается в улыбке от моей непонятливости и снова выпускает пузырь жвачки:
– Он стоял почти под самыми нашими окнами и орал отсюда.
– И что он орал?
– Сперва пугал, что выгонит всех к чертям собачьим на улицу… – девице явно льстит внимание взрослых. – А разве они уже были не на улице? Потом стал