– Ну и чего? Чего ты расселся?
То тёмное, что казалось Павлом, молчало, даже не пошевельнулось. Тогда Надя зажгла фонарик. Да, это был он, мокрый, жалкий, грязный, одной ладонью упиравшийся в землю, другой накрывший себе затылок.
– Чего, занемог? – не без ехидства, испытывая чуточку окрыляющее, пьянящее ощущение победительницы, поинтересовалась Надя. – На фиг ты вообще тут нужен?! Вот и получил, чего хотел!
Павел по-прежнему молчал. Хоть бы ругнулся как-то… Всё б полегче стало. Но он был… как этот камень. Только чуточку ворохнулся, вытянул из-под себя, видимо, онемевшую ногу. Что ж, значит, живой.
Надя ещё немного постояла, посветила и решилась подойти поближе. Теперь она разглядела, что пальцы лежащей на затылке руки, щека и шея Павла обагрены кровью. Крови было много. Сейчас он смотрел на возвышающуюся над ним Надю виновато и как будто просил о помощи.
– Зашибся, что ли?.. Сам виноват! – Павел по-прежнему молчал. – Ну и чего мне теперь прикажешь с тобой делать?
Каким бы виноватым этот человек не был перед Надей, она сама нисколько не сомневалась: оставить его сейчас в беде, бросить на произвол судьбы никак нельзя. Не по-человечески. Надо выручать.
– Ты через Волгу-то в таком виде переправишься?
– Попробую, – голос был слабый, неуверенный.
– Ладно, – вдруг решилась она, – эту ночку у нас переночуешь, я тебя на сеннике в сараюшке укладу. Утром, чай, оклемаешься… Давай подымайся! Я тут с тобой до утра прохлаждаться не собираюсь.
Павел не без труда поднялся на ноги.
– Стоишь?
– Да вроде…
– Тогда пошли.
Всю обратную дорогу парень шёл впереди, а Надя, как конвоир, только без ружья, неотступно, подсвечивая фонариком, следовала за ним.
Мать, видимо встревоженная долгим отсутствием дочери, встретила возвращающуюся парочку уже за калиткой перед домом.
– Он поскользнулся, головой ударился… – не дожидаясь вопросов, первой объяснилась Надя. – Пусть у нас в сараюшке отлежится, завтра утром уедет.
Мать не возражала:
– Подымись на потолок. Матрас там увидишь, одеяло. Уклади человека как надо. Да щели в сараюшке-то позаткни! А то там сифонит со всех сторон.
Когда Надя возвращалась с очередной утренней дойки, даже мысли не держала, что Павел может задержаться, не улизнёт специально, чтоб ещё раз – лицом к лицу – не встретиться с той, с кем так грубо обошёлся накануне. Но нет! Вновь издалека она увидела его сидящим на той же завалинке, надувающим кирзовый мяч. Напротив на корточках – младший Надин брат.
Увидела – и немного испугалась. На скотном дворе у одной из коров, за которыми ухаживала мать, молоко сдоилось с кровью, и мать задержалась, поджидая ветеринара. Конечно, Надя могла бы остановиться на каком-то безопасном расстоянии; ноги у неё резвые, чуть что – припустит так, что мало кто догонит… Однако сдерживало присутствие брата. Что он подумает, если догадается,