– Это от тебя с таким боем выходили? – спросил Тягин.
Румяный от возбуждения Абакумов махнул рукой.
– А! Ерунда. Небольшое недоразумение. Люди сами не знают, что хотят. – Беспечный тон хозяина был вполне искренним – скандалы для него всегда были делом почти обычным. – Но ты-то какими судьбами? Садись.
Покрытый скатертью стол, как всегда, был отлично сервирован – любил, стервец, хорошую посуду.
Вешая на спинку стула сумку и усаживаясь, Тягин поймал себя на том, что готовится к долгому, нелегкому разговору, и подумал: да какого черта! Здесь, где всё рядом, на расстоянии вытянутой руки, какие могут быть церемонии? И он решил не тратить времени на вступление.
– Извини, но я к тебе тоже с угрозами, – сказал он. – Не с такими кровавыми, как предыдущий гость, но.
Абакумов несколько секунд смотрел на Тягина, потом сказал:
– Час от часу не легче. То есть ты тоже, что ли, ругаться пришел?
Тягин не ответил.
– Вот тоска! – горько воскликнул Абакумов.
– А что тебе? Пока не остыл, пока в образе.
– Да ну!.. Это, знаешь, как одна соната заканчивается аллегро и следующая начинается с аллегро. Нудновато как-то. Ладно, давай, что там у тебя: за что ты меня решил покарать?
– Кум, надо вернуть Ферзю его деньги.
(«Ферзь» была еще юношеская кличка Тверязова, полученная им, видимо, по отдаленному созвучию с фамилией, но очень редко употреблявшаяся ввиду полного несоответствия.)
Абакумов удивленно поднял брови.
– Что, прямо специально для этого из Москвы ехал? – спросил он, веселея на глазах. – Ты пьяный, нет?
– Из Москвы я приехал продавать квартиру. Нет, не пьяный.
– А почему тогда начинаешь с угроз, требований? Ни тебе здрасьте, ни пожалуйста. что за манеры?
Тягин тем временем достал записную книжку, написал на листке свой номер телефона, листок вырвал и положил на стол перед Абакумовым.
– В общем, вот, если что, мой телефон. На всякий случай.
Еще более повеселевший Абакумов подтянул листок к себе, посмотрел, качнул головой и сказал:
– Крутой ты, конечно, парень, Миша. Пришел, процедил что-то сквозь зубы, бросил на стол номер и пошел себе. Молодец. Всегда тебе завидовал черной завистью. Ты посиди пока. Я сейчас.
Чему-то усмехаясь и качая головой, хозяин вышел в другую комнату.
Со школьным еще приятелем Абакумовым Тягин и Тверязов расходились и сходились не раз. При желании можно было бы даже проследить некоторую периодичность. Причем никогда не было такого, чтобы Абакумов был в ссоре одновременно с обоими. Свои пронырливость, цинизм, сомнительную предприимчивость, которые у него назывались практической жилкой, Абакумов объяснял придуманным происхождением (фамилия, что ли, его надоумила)