Те четыре случая, о которых я хочу сказать, однородны со случаем второго периода январских явлений (когда мне был нанесен в лопатку удар кирпичом) и характеризуются одною общею чертою: связью их с мыслями человека, которая резко обнаруживается в них. Стоит поглумиться, высказать какое-либо опасение, хотя бы шутя, или только подумать о чем-либо, и вам ответ готов! Это была своего рода игра «в загадки» – опасная игра.
Первый случай. Стоя на коленях во время утренней молитвы перед божницею, когда Костя еще не просыпался, а старики в спальне одевались, я обратил внимание на лежащие на подоконнике раскрытые ножницы и подумал: «Ну как они да вонзятся мне в шею, как нож Кораблеву» (во второй период явлений, вечером, когда в присутствии станового пристава изыскивались меры предосторожности, случилось ранение денщика Кораблева). Мыли они с Афимьей посуду и ножи, складывая все это на стол, куда положен был вместе с вилками и ножами большой хлебный остроконечный нож. Когда они, склоняясь над лоханью, оканчивали мытье, Кораблев почувствовал в затылке острую боль и легкий укол в спину. Вскрикивает, разгибаются оба. Афимья видит на шее Кораблева кровь и начинает кричать. Сбежались с господской половины: у Кораблева оказалась легкая рана на шее, у правого уха. Кроме Кораблева и Афимьи в кухне никого не было и, прежде чем положить поклон, я невольно всякий раз перед этим взглядывал вправо, в сторону окна, где лежали ножницы.
Прошла минута-две, кладу поклон, другой, и ощущаю прикосновение к волосам, к темени чего-то холодного… что-то звякнуло… быстро вскидываю голову и оторопел: в половице торчат ножницы на острие своей половины. Зову Дарью Ивановну, не поднимаясь с коленей. Входят оба, Дарья Ивановна и Николай Прохорович, и оба побледнели, когда взглянули на меня по направлению моей руки, быстро сообразив, в чем дело. Он тяжело вздыхает, она начинает креститься и шепчет молитву.
Второй случай. Сидим за чаем и я рассказываю подробности происшедшего. Подсаживается и Костя, только что вымывший руки после поражения головы и поставивший флакон с макассарским маслом в мою шкатулку тут же на столике в углу.
– Замок испорчен? – спрашивает он… – не запирается… как бы масло не украли, – прибавил он.
– Да, испорчен, но чтобы обеспечить тебя насчет макассара, шкатулку мы спрячем подальше. Куда бы ее? – раздумываю я.
– Поставь в буфете, за нижнюю дверку; туда кроме меня никто не ходит, – заметила Дарья Ивановна.
Я встал и у всех на глазах перенес шкатулку в шкаф.
Летом