Кому-то может показаться недостатком, что я не была его личной знакомой, но мне это кажется козырем. Я свободна от какой-либо прямой связи с героем этой книги, на мне нет груза морального, дружеского или иного табу, благодаря чему я могла выстраивать эту книгу так, как хотелось.
Изучать Нуреева – это с головой окунуться в историю западного балета, традиции которого были унаследованы русским танцовщиком, но при этом он развил эти традиции, стал новатором. Важно также понимать, почему Нуреев занимал ведущее положение на мировой сцене в течение тридцати лет. Беглец из России возбуждал страсти и раззадоривал критиков, которые либо превозносили, либо ненавидели его. Пресса, как французская, так и иностранная, билась насмерть по поводу его персоны. Критики и балетная публика в конце концов сошлись во мнении, чем-то напомнившем трепетное отношение к Марии Каллас: существо, выходящее за рамки обычного, дразнящее, восхищающее, не оставляющее место для соперников. Во Франции, как, впрочем, и в других странах, существовали про– и антинуреевцы. Журналистские поединки были страстными и захватывающими, что, несомненно, принесло свою пользу – благодаря персоне Нуреева был описан весь спектр танца последней трети XX века. Однако изучение Нуреева – это также и постоянное погружение в историю ушедшего века, потому что в каждый период своей жизни Нуреев оказывался удивительным воплощением своего времени. Судите сами: человек, чье детство выпало на войну, а юность – на период «оттепели», сменившей сталинские репрессии. Бегство на Запад – одно из первых и, пожалуй, одно из самых громких. Что еще? Не будем скрывать – Нуреев был символом гомосексуализма и, наверное, остается им до сих пор. Годы под знаком СПИДа – это тоже Нуреев, и все это делало его личность гораздо более масштабной, чем просто фигура танцовщика.
Нуреев не просто сделал карьеру, он сам по кирпичикам складывал свою судьбу, начиная с детства. Американцы любят говорить о таких людях: self made man — человек, который сделал себя сам. И это действительно так: «жалкий татарин» из Уфы, выросший в бедной семье, бесконечно далекой от мира балета, своим взлетом он обязан только самому себе, своему упорству и… таланту, конечно. Но талант, как ни странно, я бы поставила здесь на последнее место. Талантливы многие – Нуреев один. У Нуреева была страстная, кипучая натура, взрывной темперамент, о котором впоследствии ходили легенды, – вот что объясняет всё. Не будь этого, Нуреев не смог бы заставить признать свой талант повсюду, включая Ленинград. Без его вызывающего нахальства (в самом лучшем значении этого слова) не было бы неповторимого стиля нуреевского танца, не было бы вообще ничего. В конце концов, надо решиться на то, чтобы иметь плохую репутацию, и Нуреев, как это ни парадоксально, решился на это, потому