Я слышал, как мама ещё немного побыла на кухне: звякали вилки, тарелки, стекло – наверное, она складывала посуду в тазик, чтобы я утром сразу увидел: надо мыть! Потом она погасила свет и ушла к себе в комнату. Я облегчённо вздохнул: кажется, они не догадались, что я нечаянно подслушал их разговор. И тут осторожно открылась дверь ко мне, и в лунном сиянии вошла Марина.
– Не спишь? – спросила она.
Я крепко-крепко сжал ресницы и не ответил ей.
– Ты что-нибудь слышал? – продолжала она. – Не притворяйся! Я нашла фонарик. Ты с ним во двор выходил, правда?
Фонарик, в самом деле, остался лежать в коридоре. Я забыл захватить его, когда ретировался в свою комнату. Ну, и растяпа!
– Давай договоримся, – сказала Марина. – Никому никогда не расскажешь о том, что я твоей маме говорила. Особенно – Володе. Даёшь слово?
Я по-прежнему сжимал ресницы и делал вид, что крепко сплю. Как младенец.
– Ладно, – усмехнулась Марина. – Спи. Знаю, что ты не болтун.
Она положила этот злосчастный фонарик рядом с моей подушкой и тихонько прикрыла за собой дверь. Но мне казалось: Марина всё-таки не ушла, притаилась где-то в комнате.
Я приоткрыл глаза: в жемчужно-сером свете, падавшем из окна, вся комната была как на ладони. Марину я не увидел, но – хоть умри! – она была где-то тут: я слышал её лёгкое дыхание, деревянные половицы – чу! – напряглись и вздохнули под её ногами; в воздухе витал её аромат: тонко пахло зеленью, солнцем и яблоками – теми яблоками, упругими и сочными, которые только что упали в траву, и от удара о землю хоть на одном из них обязательно трескалась кожица: выступившие капельки сока, вначале прозрачные как слеза, постепенно становились светло-коричневыми. Они застывали на трещинке подобно сукровице на разбитой коленке или руке. На побитые плоды слетались осы: они любили лакомиться застывшим соком. Мне тоже нравились такие яблоки: они были ароматнее и слаще обычных.
Я знал, что Марина специально обрывает с наших яблонь молодые листочки, сушит их на подоконнике, потом смешивает с какими-то травами – получается сбор, который она заливает кипятком. Этим настоем она мыла голову, и её волосы пропитывались ароматом нашего сада – тонкий, чуть слышный запах усиливался, стоило ей только поправить причёску.
И всё-таки, внимательно осмотрев комнату, Марины я не обнаружил. Она ушла, и она осталась: в воздухе витал её аромат.
Я не заметил, как уснул. И приснился мне сон. Будто я уже взрослый. Возрастом, наверное, как Володя. Себя я не видел, просто ощущение было такое: уже не мальчик, потому что встречные девушки с интересом смотрели на меня, подталкивали друг дружку локтями и громко смеялись. Они почему-то всегда громко смеются, если хотят привлечь внимание парня. Или поют. Как, например, Зойка. Или могут спросить о чём-то: скажите, который час, или – где тут улица Советская, или – нет ли у вас, молодой человек, двух копеек: надо позвонить, а гривенник никто не может разменять…