– Знаешь, – задумчиво сказал он, открывая мне дверцу, – у нас в редакции больше всего боятся звонков именно в четыре утра.
– Почему? – удивилась я. – Чем четыре утра хуже трех или пяти?
– Говорят, что сам, ну ты понимаешь… – он бросил взгляд направо, где вдалеке виднелись кремлевские звезды, – отдает приказы перед тем, как заканчивать работу. Как раз около четырех утра. Поэтому, когда звонят в это время…
Уточнять не было необходимости. Я, как и все советские люди, хорошо знала, кто работает в Кремле по ночам. И это слишком близко перекликалось с тем, о чем я только что думала.
Не буду говорить, что мне снилось после такого разговора, хотя вечером мы с Андреем к этому больше и не возвращались. Но признаюсь честно – я, конечно, атеистка, однако следующим утром шла на работу с мыслью: «Господи, помилуй».
Глава 1
– Товарищ Никитина, к вам пациентка по спецнаправлению. – Старшая медсестра, как обычно, собственноручно положила мне на стол тоненькую папку, в которую мне предстояло подшивать записи бесед и результаты наблюдений. Вообще-то это не было ее обязанностью, но она считала своим долгом передавать личные дела таких пациентов из рук в руки, чтобы быть уверенной, что никто, кроме нее и врача, их не видел.
– Спасибо, – ответила я и слегка рассердилась на себя, заметив, что голос дрогнул. Причем дело было не только в том, что мне было страшно открыть личное дело, но еще и в старшей медсестре, от робости перед которой я никак не могла избавиться.
Впрочем, я такая была не одна – Варвару Ивановну в нашей больнице боялись все, включая главврача. Не по каким-то конкретным причинам, а просто так, из-за нее самой. Она вызывала некий иррациональный трепет своей монументальностью и фанатичной преданностью работе. Она даже обращалась ко всем не по имени и отчеству, а «товарищ Никитина», «товарищ Ермолов» и так далее. Прежде я таких суровых, словно высеченных из гранита женщин видела только в кино, где они обычно были старыми коммунистками, стоявшими у истоков партии.
Варвара Ивановна тоже была старой коммунисткой, но в отличие от киногероинь она нагоняла трепет не на белогвардейцев или фашистов, а на персонал больницы. Женщина, которую боятся врачи-психиатры, – это же просто анекдот какой-то.
Эта мысль наконец-то вызвала у меня улыбку, и мне удалось уже спокойным вежливым тоном сказать, что можно приглашать пациентку. Но я все-таки подождала, пока за Варварой Ивановной закроется дверь, и только тогда открыла папку – не хотелось пугаться или радоваться при ней.
Имя пациентки заставило меня глубоко вдохнуть и не сразу выдохнуть. Я даже не знала, чего в моих ощущениях больше – облегчения, страха или любопытства. Имя, которое было сейчас у всех на слуху, звучало из каждого угла, но при этом произносилось шепотом и вызывало у разных людей бурю эмоций – от негодования до преклонения.
Анна