– Хватит, хватит!
– Проси пощады! – с деланой суровостью ответил он, любуясь коленками под задравшимся платьем.
– Ни за что! – соскочила Даша в его объятия. – Сам проси, негодник!
Она крепко его обняла, и он едва не задохнулся в поцелуе. А вечером они пили чай с крыжовенным вареньем, отмахиваясь ветками от зудевших комаров, и были на седьмом небе.
Авдей Каллистратов числился литературным генералом, входил в жюри престижных премий, и к нему приезжали обсуждать их номинантов. «N или M? – перебрав список, подводил черту критик с маленькой, змеиной головкой. – За N просит Чернобай, за M – Синеглаз». Авдей Каллистратов доставал коньяк, разливал по пузатым рюмкам, и пока шло обсуждение, бутылка пустела. Они, как саперы на минном поле, осторожно взвешивали все за и против, прежде чем вынести решение. При этом кандидаты находились в равных условиях, критику не захотелось тащить их книг, и они так и не открыли ни того ни другого. Проводив критика до калитки, Авдей Каллистратов долго тряс ему руку, точно скрепляя какой-то тайный договор, вернувшись в дом, убирал бутылку под стол, доставал из холодильника моченое яблоко, которое жевал на ходу, чтобы протрезветь. А потом звонил Чернобай или Синеглаз, и он понимал, что поставил не на ту лошадь. Владельцы крупнейших издательств, поделивших рынок, они учредили премии, которые давали своим, – речь шла о дополнительной рекламе. После разговора Авдей Каллистратов выбрасывал огрызок, который держал вместе с телефоном в одной руке, пока другой рубил воздух, звал Дашу, выплескивая на нее раздражение, а если ее не было, залезал в Интернет. В такие моменты он особенно остро чувствовал себя свадебным генералом и клял весь белый свет.
«Посмертная слава сегодня никому не нужна, всем подавай прижизненную! И памятники сегодня рукотворные, и народную тропу к ним сами прокладывают. Современная литература, как и все, делается ногами, зубами и локтями. Бегают по редакциям, хлопочут, суетятся. Тут – встреча с читателями, там – телевидение. Мы – профессионалы, нам не до музы! И десять лет писать роман нам никто не даст! – Каллистратов отбил абзац. – Музыкантам и живописцам легче – их язык не стареет, не надоедает, его можно слушать бесконечно. А книга? Одноразовый шприц! Вот издатели и задирают нос: «Евангелие-то любой напишет, а кто разнесет о нем благую весть?»»
«Тоже мне, удивил, – спустя полчаса ответил Сидор Куляш. – И Христос – бренд, вроде кока-колы».
«Злобствующая бездарность!» – пригвоздила Ульяна Гроховец.
«Если