Бесконечно тянется день. По-прежнему идет дождь, мелкий, но постоянный. Я заставляю себя двигаться – если слишком долго сидеть в одной позе, боль усиливается. Стоять лучше, но так у меня скоро начинает кружиться голова. Черт бы все побрал! А если я не смогу ехать верхом? Если не смогу работать, когда мы окажемся при дворе?
А работать придется. Кровь из носа, а придется. Я не могу позволить себе стать слабым звеном. Воин должен учиться терпеть боль. И продолжать сражаться – неважно как.
Я тяжело опускаюсь обратно на камень, понимая, что если не сделаю этого, то упаду. Холодает. Надо немного походить и размяться, чтобы сохранить тепло. Но я устал, у меня все болит. Закрываю глаза, чтобы не видеть кружение деревьев, скал и неба, и мгновенно вновь превращаюсь в шестилетнего мальчика, которого братья ведут в лес. Они говорят, что в чаще, в какой-то норе оказался в ловушке щенок, а они оба слишком большие, чтобы забраться туда и его спасти. Когда мы приходим на место, я не слышу, чтобы щенок скулил; братья говорят, что он, должно быть, на грани смерти, и если я тотчас же не спущусь, то он умрет, и только я буду виноват, что не проявил достаточно храбрости.
Размеры норы как раз позволяют мне в нее пролезть. Шинан держит меня за лодыжки и опускает в узкое пространство головой вниз. Там царит мрак. Мне страшно. Ничего не видно. А что если там внизу вода, и я захлебнусь до того, как он вытащит меня обратно? «Дау, крикни, когда его схватишь!» – восклицает Шинан, но я его почти не слышу, сердце в груди колотится с такой силой, что в ушах гремит барабанная дробь. Я все жду, когда мои вытянутые руки наткнутся на теплую шерсть щенка, однако нора уходит все глубже, а я все еще ничего не чувствую. «Здесь никого нет!» – кричу я, но земля поглощает все звуки. И тогда брат меня отпускает.
– Плохи твои дела, – слышится рядом чей-то голос, я распахиваю глаза, вновь оказываюсь в Брефне. И я взрослый, хотя сердце колотится так же неистово, как в тот день, когда братья пытались меня убить.
На дороге стоит пожилая женщина, рядом с ней собака. На ней просторная шерстяная накидка с капюшоном, которую она тут же снимает, пока я смотрю на нее непонимающим взглядом, мысленно наполовину застряв в прошлом. Она подходит ближе и набрасывает ее мне на плечи. Серый лохматый пес, в котором проглядывает что-то волчье, спокойно стоит рядом, в его янтарных глазах плещется настороженность.
Я пытаюсь сбросить накидку, но женщина жестом останавливает меня. Одежда сродни теплому объятию. Я дрожу под ней всем телом. Сколько времени мне пришлось просидеть под дождем? И что случилось с Илланом?
– Не отталкивай меня, парень, – говорит она, – я не оставляю тех, кто попал в беду. Что с тобой случилось? Ты поранился? Заблудился?
Я жестами даю ей понять, что не могу говорить. Что у меня есть спутник, который куда-то уехал. Что он вскоре вернется и приведет лошадей. Не знаю, много ли она из этого понимает, но мои трясущиеся руки облегчают ей задачу.
– Моя