Его размышления прервало появление месье Шодре, аптекаря с улицы Жакоб.
– О, месье Пиньо, какое удивительное происшествие! Я видел все собственными глазами!
– Что вы видели?
– Позавчера я был в Монморанси, у моей сестры, мы праздновали ее серебряную свадьбу, была ночь, и звезды сыпались с неба дождем!
– Скоро, наверное, ни одной не останется, – с иронией заметил Кэндзи, с грохотом задвигая ящик стола.
– Не шутите, месье Мори, ведь это плохой знак, предвещающий войну, а может, и конец света. Так написали в газете. А вы как думаете?
– Что это души летят из чистилища в рай, – пробурчал Кэндзи.
– Надо же, а я все проспал! – расстроился Жозеф.
Пока он расспрашивал аптекаря, Кэндзи, покусывая карандаш, прислушивался к топотанию маленьких ножек на верхнем этаже. Внучка Дафнэ, которой недавно исполнился годик, занимала в его сердце особое место. Поначалу крики младенца приводили Кэндзи в ужас, но как только малышка впервые улыбнулась ему, сразу стала для него ангелом, пусть и с черными как смоль волосами и миндалевидными, чуть раскосыми глазками. Увидев первые неуверенные шаги и услышав первый лепет внучки, Кэндзи мгновенно превратился в ее покорного раба, не лучше бабки Эфросиньи, которая, коверкая слова и сюсюкая, громко восторгалась проделками малышки.
– Ради всего святого, мадам Пиньо, разговаривайте с ребенком на нормальном французском! – умолял Кэндзи, но Эфросинья его не слушала. Избавиться от нее можно было, лишь напомнив, что пора готовить ужин, или предложив проследить за тем, чтобы служанка Зульма Тайру не ушла домой, не закончив работу.
– Верно! Эта негодяйка только и думает о том, как бы улизнуть к своему голубку!
Речь шла о почтенном чопорном Андре Боньолье, слуге Виктора и его супруги Таша, который уже давно ухаживал за Зульмой Тайру, не решаясь признаться в своих чувствах, из-за чего девушка постоянно пребывала в рассеянности и била посуду. Эфросинья бранила ее на чем свет стоит, но иногда меняла гнев на милость и давала ценные советы.
К счастью, Кэндзи занимали не только проблемы домочадцев – он наслаждался идиллией в отношениях с Джиной Херсон, матерью Таша Легри, и проводил выходные в холостяцкой квартирке на улице Эшель, где переживал самые восхитительные моменты своей жизни. Он и не предполагал, что после смерти Дафнэ Легри способен испытывать подобные чувства.
– Вы слышали, месье Мори, – обратился к нему Жозеф, – Хосе-Мария Эредиа[10] раздобыл