– Простите, Борис Иванович, а нельзя ли мне пока отказаться? В консерватории очень высокие требования, учимся с утра до вечера плюс домашние задания. Боюсь, просто не хватит времени и на основные занятия, и на дополнительные.
– Отказаться безусловно можно, мой друг. И свободного времени сразу окажется намного больше, поскольку без постановки голоса вас наверняка отчислят в ближайшее же время. Правда, вы сразу будете призваны в армию, поэтому от службы на благо Родины уйти не удастся. Мы дезертиров не прощаем!
Этот тип все меньше походил на гардеробщика, скорее на огромную серую крысу с острыми зубами.
– Почему сразу дезертир?! Я за год ни одного субботника не пропустил. Просто хотел узнать, нельзя ли немного отложить. Но я люблю учиться, поэтому готов приступить хоть завтра.
– Вот и хорошо, Виктор Андреевич, мы не сомневались, что вы разумный и способный человек. По поводу переезда узнаете у коменданта общежития. Адрес занятий я лично передам в начале следующей недели. И еще. Любовь в молодом возрасте прекрасна, но кабинет парторга, согласитесь, не предназначен для частных свиданий. Надеюсь, этот вопрос вы как-то решите сами.
Вот и все, темная коробка поглотила и крышка захлопнулась. Можно ли было выбрать другой вариант? Отказаться – и вылететь из консерватории, отправиться прямиком в армию? Именно! Отправиться в армию и всего через полгода оказаться на той же войне, но среди своих. И никогда, никогда не попасть в Белоруссию, не увидеть раскрывшейся бездны…
Витя никогда, ни разу, даже в самые тяжелые минуты поражения, не задал себе этот вопрос.
В консерваторию Виктор вернулся в начале сорок пятого года, за три месяца до объявления победы, в погонах капитана артиллерии. Почему для него выбрали именно артиллерию, капитан Приходько так никогда и не узнал, возможно, суматоха последних месяцев, частая смена начальства и постоянная передислокация именно артиллеристов решили данный вопрос.
Его сразу восстановили на третьем курсе, а летом того же года перевели на четвертый, хотя к моменту призыва Виктор даже за второй не успел сдать экзамены. В августе бывший офицер Приходько получил ордер на комнату, просторную, обставленную крепкой старинной мебелью комнату в гулкой, с высоченными потолками коммунальной квартире на улице Некрасова. Улицу переименовали давно, и Виктор ничего не имел против известного поэта (хотя стихов его со школы не любил и не читал), но старое название Бассейная (где жил человек рассеянный!) напоминало детство и казалось проще и милее. Кому раньше принадлежала комната и мебель, никто не сказал, да он и не расспрашивал. Город еще болел блокадой, в асфальте зияли дыры, совсем недавно служившие колодцами, на Лиговке страшным скелетом возвышался остов разрушенного дома, и новые соседи Виктора, высохшие старики и старухи, непостижимо и жутко похожие на останки домов, тихо отсиживались по своим углам и даже в уборную старались выходить пореже. Правда, одна женщина средних лет,