В июле 1453 г. проклятый церковью Шемяка умер в Новгороде. Ссылаясь на “людскую молву”, независимая Ермолинская летопись сообщала, “что будто со отравы умер, а привозил с Москвы Стефан Бородатый” – дьяк Василия II. Стефан передал зелье “Исаку посаднику, а Исак деи подкупил княжа Дмитреева повара именем Поганка, тот же даст ему зелие [то есть яд] в куряти”.
Спустя 500 с лишним лет версия убийства подтвердилась: исследование мумифицированных останков князя показало, что Шемяка был отравлен соединениями мышьяка. Проигравший враг Москвы стал Новгороду не нужен. По иронии судьбы непримиримого противника Василия отправил на тот свет посадник Исак Борецкий, чья жена Марфа и сын Дмитрий будут отстаивать независимость Новгорода от сына победителя в этой драме.
Вплоть до XX в. основным направлением русского исторического процесса считалась борьба между мудрыми строителями государства и сторонниками раздробленности – “удельно-княжеской оппозицией”. При этом историки постоянно опирались на традицию, сложившуюся в XVI в., когда летописцы рассматривали события прошлого века с позиции победителя.
Но так ли уж справедливо утверждение В.О. Ключевского, что “все русское общество… духовенство, князья, бояре и другие служилые люди решительно стали за Василия”? Ведь известно, что в 1446 г. московские торговые люди были на стороне Шемяки. Клан Юрия Дмитриевича и Дмитрия Шемяки действительно часто опирался на торгово-ремесленные посады Севера России – на мужиков-солеваров, по выражению А.А. Зимина. Именно на Севере – в Галиче, Вятке, Устюге – тогда развивалась соледобывающая промышленность, существовало свободное крестьянство и намечались пути, осторожно скажем, предбуржуазного развития России.
В одной из последних своих книг замечательный историк русского Средневековья Александр Александрович Зимин выделил “три тенденции, или силы, поступательного развития. Первая – Новгород и Тверь, которые богатели на транзитной торговле с Западом и Востоком. Как в торговле, так и в политике они балансировали между другими странами и землями. Вторую силу составляли Север и отчасти Поволжье, точнее, Галич, Вятка, Углич и Устюг. Север во многом еще смотрел в далекое прошлое, грезил о золотых временах безвластия. В варварстве северян был один из источников их силы. Север и Поволжье этнически были не чисто русскими землями, а многонародными, имперскими. Кто знает, кого там жило больше – русских или пермяков, удмуртов или мари, чувашей или мордвы. Их язычество еще было достаточно сильно и враждебно казенному православию. Северу была присуща ценность, которой не знала Москва, – любовь к свободе…
Третья сила – хлебородный Центр с его холопьей покорностью властям