– Никому этого не рассказывайте; люди в этом мире испортят вашу историю, превратят ее в шоу, вы сами потом не различите, где правда, где ложь, что в вашей жизни было, а чего нет… Ни вы, ни Венсан не умеете играть по правилам; о нем пишут всякую мелочь, потому что боятся кары небесной; а вот вы… простая смертная, – и ушел, к Фэй, Венсану: «все, на сегодня все».
Венсан обернулся на меня неторопливо, как в замедленной съемке, махнул рукой, улыбнулся, послал воздушный поцелуй; странно это было: действительно, только что он дрался, кричал, ломал стекло – и вот он со мной, мой возлюбленный, с которым я пойду есть пиццу, заниматься любовью; и еще я подумала: вот в чем дело: его боятся, потому что он талантлив до такой степени, что нет границ между настоящим и прошлым, он открывает двери в потусторонний мир, где актеров наказывает Бог – за то, что живут не своей жизнью…
Вечером мы поехали к опекунам Венсана. Они жили как в романах Диккенса: большой краснокирпичный дом с деревянной дверью с огромной круглой медной ручкой, звонком-колокольчиком; вокруг – сад с подстриженными в виде зверей кустами; дом был полон тяжелой красной мебели, густых ковров, портретов и батальных сцен; опекунами же оказались старичок и старушка – припудренные, бархатные, плюшевые; невероятно уютные, невероятно старомодные, невероятно, что именно они опекуны Венсана. Дедушка – нефтяной магнат на покое, бабушка, жена его, была когда-то феминистской журналисткой, но во все это никак не верилось, как в Пиковую Даму днем. Я им понравилась, потому что все ела и нахваливала и была ненакрашенная и в длинной юбке; они спросили, хочет ли Венсан сам управлять делами; «пусть все будет по-прежнему, – сказал Венсан, – Жозефине тоже не до нефтяных акций и войн за нефть, она ученая, у нее завтра экзамен, а через несколько лет – кандидатская, а потом, глядишь, и докторская, и своя кафедра».
– Слушай, а экзамен ведь уже завтра, я его нипочем не сдам. Тетя Пандора меня убьет, а мама… а папа… а дедушка… а дядя Люк… – сказала я уже на улице; он обнял меня тепло и всю, будто накинул на мои плечи легкое пальто.
– Ты смешная, позвони, скажи, что тебе некогда заниматься такой ерундой, как древнерусская литература, потому что у тебя медовый месяц и ты уезжаешь, а за экзамен заплатишь; твоей тете можно заплатить за экзамен?
– Нет, ты что, ее за это из университета выгонят, и семья наша, как церковь средневековая, откажется от нее, как от еретика-альбигойца… А мы уезжаем в медовый месяц?
– Конечно; а ты ничего не хотела менять? Продолжать валяться на диване и смотреть телевизор? Эта неделя – последняя у «Диких банд», мы даже вперед графика идем, потому что главные актеры – я и Фэй – не пьют и не умирают в клубах от передоза… Я думал, мы сегодня вечером, после опекунов, купим карту мира и китайской еды и завалимся возле телевизора выбирать страну…
– Здорово, только я еще позвоню тете Пандоре и поплачу, потому что она скажет, что глубоко во мне разочарована…
– А ты скажешь, что в ней…
– И