Мельников огляделся, увидел керосиновую лампу, зажег ее; потом нашел входную дверь и впустил товарища. Между тем на другом конце площади стало людно. Показались силуэты осторожно, но быстро продвигающихся солдат.
– Во, всех ребят разбудили, – усмехнулся Зверобой и закричал: – Ребята, все нормально, это Мельников! Можете идти спать.
Появился майор Щербина.
– Что, еще один?
Мельников осмотрел тело.
– Этот сам. Вон, пистолет – а вон дырка в виске.
– Что за черт! Ладно, я еще раз доложу в Линк, а пока повторяю приказ: разбирайтесь сами!
Майор оказался на улице, откуда послышался его бас:
– Все, а ну пошли назад. Нечего тут… Там Мельников. Его сейчас беспокоить запрещаю. Что? Вот его и спросишь завтра… Разговорчики!
Вообще-то сладить с фронтовиками, разболтавшимися за несколько месяцев бездельной жизни, было непросто. Но стрельба, видимо, настроила солдат на серьезный лад. Из окна было видно, что им очень хочется расспросить лейтенанта и Копеляна, но, тем не менее, вскоре площадь опустела. А в окрестных домах не произошло никаких перемен – никакого шевеления, никакого звука. А ведь до войны после такого наверняка все бы носы высунули. Впрочем, до войны вряд ли тут такое случалось.
Мельников снова посмотрел на труп. Этот был моложе, лет сорока пяти. То есть, таких немцы стали призывать уже в самом конце войны.
– Я как его увидел, так сперва подумал, его ты, Оганес, зацепил. Что он, уже умирая, дал последний выстрел. А все получается не так. А какой мы цирк вокруг покойника устроили… Смех, да и только. А я… Плюхнулся, как мешок с известным веществом. Отяжелел. Много жру и пива пью много.
– Погоди. Что получается? Не слышать он тебя не мог. Ты ревел, как сирена. Выходит – он тебя услышал и покончил счеты с жизнью? Значит, он все-таки нас боялся? – размышлял Копелян.
Мельников задумался.
– Нет, не выходит. Тогда ему сразу имело смысл пускать себе пулю в башку. Зачем было отстреливаться? Нас в городке тридцать человек. Уж лучше в лес податься. Хотя долго по лесам побегаешь? Немцы – они ведь такие… Кормить и укрывать не будут. Сдадут нашим без колебаний.
Это было верно. Жители германских населенных пунктов активно помогали в отлове всяких субъектов, шатающихся по местным лесам. Опять же – порядок есть порядок. Война закончилась. А значит, нечего тут…
– Лейтенант, я думаю, он просто совсем дурной стал? Испугался, да?
Вообще-то Оганес отлично говорил по-русски, лишь слегка разбавляя великий и могучий кавказским акцентом. Но когда он был возбужден или задумывался, то начинал говорить неправильно.
– Да уж, наверное, испугался. Иначе хотя бы поближе подпустил. И так стал садить в белый свет. Слушай, а я что думаю. Он ведь мог всех бояться. И этих, которые устроили тут войну после войны. И нас. Слышал ведь, что одноногий сказал. Они занимались чем-то непонятным. Может, таким, что к нашим лучше