Никто из Светлых, даже Гэндальф, тогда не понял всю степень его сарумановой вины в этом поражении. И даже он сам старался гнать от себя мысли об этом. Но себя не обманешь. Слишком мудр и умен был светлый маг, чтобы обманывать самого себя. Но все-таки уйти от ответственности за провал хотелось. Очень хотелось.
«А так ли уж я виновен? – думал он. – Я всего лишь возложил на себя ответственность, которую должен был взять, как это полагается Главе Совета. Разве не для этого был я избран? Избран единогласно. А почему все так вышло? Конечно же из-за спешки. Гэндальф всех так торопил, так паниковал, что штурмовые отряды были собраны наспех, эльдары – младшие маги, пришли не все. Люди и эльфы еле могли вынести друг друга. Да и время для настоящего магического удара по Врагу было не подходящее!».
Саруман каждый раз находил все новые и новые доводы и причины, убеждая себя в собственной невиновности и непогрешимости. И чем больше доказывал он себе свою правоту, тем больше сомневался и раздражался.
Да, глава Белого Совета стал сомневаться в себе. Вернее не в себе, а в своем авторитете среди тех, кому он давал слово на Совете. Ему казалось, что действия Гэндальфа, его поступки и многочисленные подвиги в борьбе с силами зла оттеняют его Сарумана величие и положение. Вот что раздражало больше всего. И еще злило. Хотя злоба – последнее дело в магическом искусстве. Но в этом-то и дело, что больше всего Сарумана злило то, что Гэндальф все делал с блеском и с огоньком, так, чтобы все вокруг видели, каков он молодец. В то время, как Саруман искренне считал, что магу должны быть чужды дешевые эффекты и всеобщая популярность. Настоящие деяния магов должны быть видны и известны лишь избранным.
Но больше всего Саруману не нравилось то, что Гэндальф вдруг всерьез заинтересовался Кольцом. Тут уж он и вовсе полез не в свое дело. «Разве он в этом что-либо смыслит? Ничего не понимает, а все же баламутит всех со своими бреднями. Даже набрался наглости заявить, что он нашел его. Нашел Кольцо! Жалкий выдумщик!» – так думал Саруман о своем сопернике.
«А может, он и вправду его нашел?» – вдруг мелькнула у Сарумана мысль, и он поспешил прогнать ее. Такого не может быть. А если и так, то ведь Гэндальф все равно не скажет, где оно. Вот где он поглумиться над Саруманом, держа в своих руках тайну. Нет, этому не бывать!
Маг резко встал и нервно прошелся по комнате. Около большого овального зеркала он остановился и глянул на свое отражения. Из зеркала на Сарумана, грозно сверкая черными глазами, смотрел старец. Лицо его было напряжено, губы плотно сжаты, глаза прищурены. Руки сжимали посох, который заискрился фиолетовыми лучами, а белая хламида словно наполнилась воздухом и трепыхалась от ветра, хотя все вокруг было спокойно. Увидев себя таким, маг вспомнил, что не подобает ему так ярко проявлять в своем внешнем облике внутреннее состояние. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.