– Какие?
– Мне не хочется сплетничать.
– Барышня рядом с ним – его жена?
– Да, кажется. Мне не видно. Она намного моложе… красавица, но умом не блещет. Молчунья. Красовскому такая и нужна. Говорят, они обожают друг друга.
Между тем Дора взобралась на эстраду, потеснив музыкантов. Пианист сидел за роялем и с веселым недоумением наблюдал за ней. Скрипач стоял, опустив скрипку и смычок. Лысый паренек с саксофоном попятился.
Генрих выглядел поникшим и бледным. Он смахивал со лба испарину и качался, как пьяный. Дора выставила его на всеобщее обозрение. Никто не понимал, зачем она вытащила жениха на сцену.
– Давай, Дора! Зажги! – кричали ей из-за столиков.
– Музыку! – потребовала она.
Генрих с радостью убежал бы прочь, не держи она его за руку. Он был словно не в себе. Дора, одурманенная абсентом, собиралась раздеться и станцевать с ним брачный танец. Это было в ее духе.
Пианист приготовился. Скрипач потрогал струны смычком, раздалось несколько жалобных звуков. Скрипка постанывала от нетерпения. Лысый поднес мундштук саксофона к губам. Зал стих в преддверии небывалого развлечения. Когда стриптиз показывает девушка из высшего общества, это не то же самое, что танец профессионалок.
– От Доры можно ожидать чего угодно, – обронила Катя. – Не жалеешь, что пришел со мной?
– Нет, – прошептал Лавров.
Генрих побледнел от избытка чувств, он чудом держался на ногах. Дора приподняла подол платья и вызвала этим плотоядный вздох в зале.
– Неужели, ее никто не остановит? – раздалось у Лаврова за спиной. – Она же пьяна!
Он не успел повернуться, потому что в тот же миг скрипач взмахнул смычком, пианист коснулся клавиш, протяжно запел саксофон, Дора начала танец и выпустила руку Генриха. Тот дернулся, будто пронзенный электрическим разрядом, и с грохотом рухнул вниз…
Глава 4
Дневник Уну
Скрипнула дверь, и в коридоре показался человек, который проводил отбор девушек для своего шоу.
– Много вас еще?
Я вскочила. Меня охватило радостное возбуждение, будто перед Новым годом. К слову, я всего пару раз в жизни получала от Деда Мороза конфеты в нарядной упаковке, и те у меня отбирали братья.
Я низко опустила голову, боясь, что меня прогонят, да еще вдобавок отругают. Но красивые кожаные туфли приблизились и замерли рядом с моими рваными кроссовками.
– Ну, чего испугалась? – строго произнес мужской голос.
Я ничего не смогла выдавить. Губы онемели, язык прилип к нёбу, ладони вспотели, а в горле образовался комок. Я смотрела на туфли и молчала.
– Как тебя зовут? – спросил мужчина. – Не бойся, говори.
По моему нескладному телу прокатилась дрожь. Что это был за голос! Бархатный, с нотками удивления и довольства. Привыкшая к брани и хмельным крикам, я была поражена и очарована.
– Инна!