– Вот этого ночного звонка генерал и не простит реактивной авиации…
– Послушайте, господин Пихт, – доверительно приглушая голос, произнес Пфистермайстер, – господин доктор уполномочил меня вручить вам этот конверт. Не удивляйтесь. Это премия, которую заслужили вчера энтузиасты реактивной тяги.
– Боюсь, мои заслуги в этой области очень скромны. И потом, дорогой Пфистермайстер, я же не ведаю заказами. Я даже не даю советов по этой части.
– И все же, Пауль, вы могли бы принести совершенно неоценимую пользу этому великому начинанию.
– А именно?..
– Вы лучше меня знаете, что, прослышав об успехах нашей фирмы, и другие конструкторы попытаются воспользоваться новаторскими идеями доктора Хейнкеля. Их усилия, малоценные с точки зрения технической и научной, однако, создадут ненужную, я бы сказал, вредную для нашей империи обстановку конкурентной борьбы, затруднят обмен ценной информацией. Интересы нации требуют концентрированных усилий для скорейшего создания серийного реактивного истребителя. Эта задача по плечу только нашей фирме. Доказательства налицо.
Увлекшийся Пфистермайстер протянул было руку к столу за конвертом, наглядным свидетельством успехов фирмы «Эрнст Хейнкель АГЧ», но конверта на столе уже не было.
– Можете не продолжать, мой любезный Пфистермайстер. Я умею ценить доверие, хотя и не считаю себя человеком доверчивым. Убежден, что и вы знаете истинную цену доверия. Я подумаю о вашем предложении. Интересы отдельных предпринимателей, безусловно, вступают в данном случае в конфликт с интересами нации… И закон остается законом.
– Надеюсь, что ваши раздумья не повредят интересам нации, – чуть улыбнулся Пфистермайстер. – Господин доктор собирается приехать в Берлин, и я надеюсь видеть вас в числе его гостей.
– Прошу выразить мою признательность доктору Хейнкелю, – произнес Пихт, провожая Пфистермайстера к выходу.
Оставшись один, Пихт стал думать над сообщенной ему новостью, но пронзительный телефонный звонок прервал его размышления. Междугородная станция сообщила, что связь с Аугсбургом установлена и заказанный разговор может состояться через две минуты.
4
– Господин директор, вас вызывает Берлин.
Мессершмитт поднял тяжелую черную трубку, поворочал языком. Так делает спринтер, разминаясь перед стартом.
– Мессершмитт слушает… Я это предчувствовал. Вот как! Семь минут? Понимаю… Вполне официально? Рад. Жду… Ценю… До свидания.
Мессершмитт положил трубку, легко (окрыленно, записал бы его секретарь) поднялся с кресла, подошел к огромной, во всю стену, витрине. За прозрачным, ни пылинки, стеклом выровнялись, как на параде, призы – массивные литые кубки с немецких ярмарок, элегантные парижские статуэтки, фарфоровые, с позолотой вазы итальянских и швейцарских мэрий, кожаные тисненые бювары – свидетельства о рекордах. «Вся жизнь на ладони», – с удовольствием подумал Мессершмитт, вышагивая вдоль витрины.
Он взял в руки последний,