– Меня в мои годы ничем уже не удивишь. Бывает, что и людей высокого помета, которые в особняках живут, прирежет какой-нибудь мерзавец, сумевший пробраться к ним под покрывалом ночи. Чего ж удивляться, если скромного служащего укокошили в фиакре? Хотя, конечно, жалко его, слов нет.
Жозеф записывал, исправляя ошибки: высокого полета, под покровом ночи.
– Вы считаете, что его убили, или это был несчастный случай?
– Коли не убили, зачем тогда полицейские облазили тут все четыре этажа? Когда я своим ключом открыла его комнату, там все было перевернуто вверх дном! Это точно ограбление, и вот что странно: у него ведь не было ни гроша, мебель дешевая, а одежда вся поношенная, как из лавки старьевщика, одним словом, нищета полнейшая.
– К нему приходил кто-нибудь?
– Нет, месье Брикбек был идеальный постоялец, ни собаки не держал, ни женщины у него не было, чистая душа. Никому не доставлял беспокойства.
– Получал ли он письма в последнее время?
– Только одно. Я, когда передавала ему, заметила, что там не было обратного адреса.
Поднявшись на четвертый этаж, Жозеф легко отыскал дверь Деода – она была опечатана. Он раздумывал, к кому первому из соседей обратиться с расспросами, когда одна из дверей открылась, и на пороге появилась седая женщина с блекло-голубыми глазами.
– Вы из полиции?
– Нет, я журналист. Собираю информацию о месье Брикбеке.
За спиной первой возникла вторая дама, ее точная копия. Они в полголоса посовещались и пригласили Жозефа войти.
В крошечной гостиной со стенами, обитыми розовой тканью, почти все пространство занимала арфа. У оттоманки стоял пюпитр с партитурой, между буфетом и шкафом втиснулись три стула, а стены сплошь покрывали множество семейных фотографий вперемежку с акварельными рисунками, изображающими сельские красоты. В примыкающей к гостиной комнатке виднелась кровать с покрывалом в цветочек.
Хозяйки, которые представились Жозефу как сестры Женепи, Прюданс и Клеманс, указали ему на оттоманку.
– Любите ли вы музыку, месье… – задала вопрос Клеманс.
– Пиньо, Жозеф Пиньо. О да, очень.
– А кто ваш любимый композитор? – продолжила перекрестный допрос Прюданс.
Жозеф заметил над буфетом портрет.
– Э-э… Моцарт.
– А Шуберта вы не жалуете? – с сожалением заметила Клеманс.
– Месье Брикбек тоже любил музыку? – Жозеф попытался повернуть разговор в нужное русло.
– Да мы с ним…
– …Особенно не общались.
– Он неохотно…
– …Сходился с людьми. Только здравствуйте…
– …И до свидания.
Если они так и будут изъясняться, я тронусь умом, подумал Жозеф, который уже устал вертеть головой, переводя взгляд с одной сестры на другую.
– Кроме того памятного вечера…
– …Когда он поехал куда-то после работы…
– …Мы даже подумали, что его срочно вызвали…
– …К постели больного родственника…
– …Но