– Сюда-то и приходят огненные повозки. За этой дыркой, – Ким показал на билетную кассу, – стоит человек, который даст тебе бумажку, чтобы доехать до Амбалы.
– Но мы едем в Бенарес, – нетерпеливо возразил лама.
– Все равно. Пускай хоть в Бенарес. Скорей – она подходит!
– Возьми этот кошелек.
Лама, менее привыкший к поездам, чем он утверждал, вздрогнул, когда поезд, отходивший в 3:25 утра на юг, с грохотом подошел к вокзалу. Спящие проснулись, и вокзал огласился шумом и криками, возгласами продавцов воды и сластей, окриками туземных полицейских и пронзительным визгом женщин, собиравших свои корзинки, семьи и мужей.
– Это – поезд, только поезд. Сюда он не дойдет. Подожди.
Изумленный необычайным простодушием ламы (который отдал ему кошелек, полный рупий), Ким попросил билет до Амбалы и уплатил за него. Заспанный кассир, ворча, выкинул билет до ближайшей станции, расположенной на расстоянии шести миль от Лахора.
– Нет, – возразил с усмешкой Ким, рассмотрев билет, – с деревенскими эта штука, пожалуй, пройдет, но я живу в Лахоре. Ловко придумал, бабу. Теперь давай билет до Амбалы.
Бабу, нахмурившись, выдал нужный билет.
– Теперь другой, до Амритсара, – сказал Ким, не собиравшийся мотать деньги Махбуба Али на такое безрассудство, как плата за проезд до Амбалы. – Стоит столько-то. Сдачи столько-то. Я знаю все, что касается поездов… Ни один йоги так не нуждался в челе, как ты, – весело заявил он сбитому с толку ламе. – Не будь меня, они вышвырнули бы тебя в Миян-Мире. Проходи сюда! Пойдем! – он вернул деньги, оставив себе в качестве комиссионных – неизменных азиатских комиссионных – только по одной ане с каждой рупии, заплаченной за билет в Амбалу.
Лама топтался у открытой двери переполненного вагона третьего класса.
– Не лучше ли пойти пешком? – нерешительно промолвил он.
Дородный ремесленник-сикх высунул наружу бородатое лицо.
– Боится он, что ли? Не бойся! Помню, я сам раньше боялся поезда. Входи! Эту штуку устроило правительство.
– Я не боюсь, – сказал лама. – А у вас найдется место для двоих?
– Тут и для мыши места не хватит, – взвизгнула жена зажиточного земледельца – джата индуистского вероисповедания из богатого Джаландхарского округа.
В наших ночных поездах меньше порядка, чем в дневных, где очень строго соблюдаются правила, требующие, чтобы мужчины и женщины сидели в разных вагонах.
– О мать моего сына, мы можем потесниться, – промолвил ее муж, человек в синей чалме. – Возьми ребенка. Это, видишь ли, святой человек.
– Я уж и так семью-семьдесят свертков на руках держу! Может, пригласишь его сесть ко мне на колени, бесстыдник?
От мужчин только этого и дождешься! – она огляделась кругом, ожидая сочувствия. Проститутка из Амритсара, сидевшая у окна, фыркнула из-под головного покрывала.
– Входи! Входи! – крикнул жирный ростовщик-индус с