– А она не хотела идти сюда? – вмешался Пинкертон.
– Нет! Она заявила, что не может идти, так как ей надо быть около кассы, но поскольку я настаивал, то и «волосатый» стал гнать ее сюда. Вообще он был взбешен и все время ругал ее.
Нат Пинкертон, казалось, был весьма заинтересован этим происшествием. Инспектор заметил это и спросил:
– Думаете ли вы, господин Пинкертон, что и этот случай следует приписать «Тигру»?
Лицо Пинкертона было весьма загадочно.
– Возможно, – сказал он, – хотя вряд ли: тот негодяй, по-моему, не решился бы перейти от кастета и ножа к револьверу. Последний не так-то просто использовать на площади, полной народу.
– Я того же мнения. В данном случае мы, по-видимому, имеем дело с другим преступником, не имеющим ничего общего с «Тигром».
– Об этом пока нельзя сказать ничего определенного, – заметил Пинкертон. – Позвольте мне, господин инспектор, снять показания с раненой!
– Хорошо, – ответил Гельман. – А я буду записывать.
Раненой между тем перевязали руку, и она сидела около письменного стола. Ее красное лицо слегка побледнело, а глаза беспокойно бегали по сторонам. Сыщик взял стул, уселся напротив женщины и за все время допроса не сводил с нее глаз. Это, видно, было ей весьма неприятно, и она избегала смотреть ему в лицо.
– Как ваше имя? – начал он свой допрос.
– Мария Вильям!
– «Волосатый человек» Вильям – ваш муж?
– Нет, он мой брат…
– Давно вы разъезжаете с ним по ярмаркам?
– Пять лет! – ответила она и раздраженно прибавила: – А зачем вы это спрашиваете? Это вас вовсе не касается!
– Вы заблуждаетесь! – холодно возразил ей Пинкертон. – Сыщик должен знать все второстепенные обстоятельства дела, чтобы раскрыть преступление. Вот почему я прошу вас отвечать на все вопросы, иначе я вынужден буду принять самые решительные меры.
Женщина вскочила.
– Это уже слишком! Вы обращаетесь со мной, как с преступницей, тогда как я сама стала жертвой преступления!
– Сидите спокойно и не волнуйтесь! – сказал ей Пинкертон сурово. Она тотчас уселась и только злобно посмотрела на него.
Инспектор и другие чиновники удивленно глядели на Пинкертона. Они не могли понять, почему он так странно обращается с раненой. Он же делал вид, что ничего