Запрятав коней в лесных зарослях, куда сарматы боялись забираться, Тимн и его товарищ лежали на пригорке, укрывшись в густой траве, – наблюдали. В лагере противника царило необычное оживление, особенно возле юрты предводителя. Вместо одного костра слуги разожгли еще четыре, табунщики пригнали двух молодых жеребчиков, тут же закололи, освежевали и мясо, порубив на куски, бросили в котлы. Несколько рабов – их для большей прыти подстегивали ударами кнутов воины в железных кольчугах, видимо, телохранители предводителя – торопливо ровняли площадку рядом с котлами, выдергивая неподатливые кустики чертополоха и высокой полыни, и устилали землю грубой кошмой. Ее тут же, в большой спешке, многочисленные слуги заваливали грудами всевозможной снеди и бурдюками с вином. Группа воинов в парадном облачении гарцевала на высоких тонконогих жеребцах неподалеку от белой юрты. Здесь же, с трудом удерживая буланого коня в богатой сбруе, стоял конюший предводителя сармат – узкоглазый воин богатырского роста со свирепым лицом.
По всему чувствовалось, что ожидается какое-то важное событие и по этому случаю готовится большой пир. Разведчики сколотов внимательно всматривались в лагерь врагов, готовые в любой момент бесшумно исчезнуть, раствориться среди высоченного разнотравья и кустарников, если сторожевые дозоры окажутся чересчур близко. Но дозорные, увлеченные приготовлениями к пиру и в предвкушении событий, способных скрасить их тяжелую, полную опасностей кочевую жизнь, утратили присущую им бдительность, подтянулись поближе к лагерю, принюхиваясь к запахам необычно сытного ужина, который так же, как и у юрты предводителя, готовили их товарищи. Кое-кто из них успел приложиться к маленьким походным бурдючкам с оксюгалой, и теперь они, яростно жестикулируя, спорили о чем-то друг с другом, показывая в глубь степи.
На лагерь уже стали опускаться сумерки, когда раздались приветственные крики; вырвавшись из луженых глоток воинов, они всколыхнули степь. С востока к лагерю рысила многочисленная группа воинов; среди них выделялся широченными плечами угрюмый безбородый военачальник с длинными вислыми усами. Ему навстречу выехал предводитель сармат со своими приближенными, и, после обмена приветственными речами, все дружно двинулись к белой юрте, где на деревянных блюдах исходили паром темно-красные куски свежесваренной конины и жирно лоснилась подрумяненная дичь. Началось пиршество, продолжавшееся при свете костров до полуночи.
Наконец лагерь стал постепенно погружаться в сон. И только давно протрезвевшие дозорные исправно несли службу: сказывалась многолетняя привычка