И все равно странно! Странность эта покоя не дает. Если ставка на него, то к чему девчонке показываться, предупреждать о скорой смерти? Она ведь только-только в доме появилась. Никого не знает… или Мефодий думает, что она никого не знает?
Репетитора для поганца искала Софья. Она же заботливо напомнила, что девчонку забрать следует, правда, опоздав с напоминанием часа на полтора – нехорошо получилось, но дело в другом. Не наняла ли Софья актрису? Стороннего и независимого на первый взгляд свидетеля?
Мефодий подошел к окну и шторы раскрыл, пусть уж луна заглядывает, если ей охота.
Свет зыбкий, расплывчатый, и старый сад, который Кирилл надеялся возродить в былом великолепии, словно бы скинул годы. Он выглядел почти живым. Еще немного, и закачаются старые яблони, раскланиваясь друг с другом…
Нет, что-то с Мефодием не то творится, определенно. Прежде подобные мысли в голову не лезли.
Но жаль, если девчонка подставная. Забавная она. Блондиночка синеглазая, наивная с виду… именно, что с виду. На Грету похожа, на ту, которая прежде была. Куда пропала?
Нынешняя Мефодию не нравится. Стерва. Ядовитая. Опасная. И не ее ли задумка? Все-таки Софья хитровата, но не сказать, чтобы умна. Грета – дело иное… рассчитывала на то, прежнее завещание, в котором все доставалось ей?
Или знала о новом, но решила, что старые чувства легко возродить?
Она самоуверенна, но не глупа. Кирилл – первый этап? А вторым – сам Мефодий? У него нет родных. И завещания он не писал. К кому все отойдет?
Племяннику.
Неприятные мысли, тяжелые, липкие, как паутина. И Мефодий, пытаясь избавиться от них, вышел из комнаты. Старый дом был полон звуков. Шелест. Скрип. Вздох за стеной, явный, живой почти. Ворчание труб. В таком месте легко поверить в существование призраков.
А кто вообще впервые о ней заговорил?
Кирилл.
Точно, Кирилл!
Он объявился в квартире Мефодия и, отобрав бутылку, вылил содержимое в раковину, а бутылку отправил в мусорное ведро.
– У меня еще есть, – сказал Мефодий. Он пил давно, но все никак не мог напиться. Забытье если и приходило, то ненадолго, а потом возвращались память и боль.
– Что ты творишь? – Кирилл собирал бутылки, и полные и пустые, в рюкзак, выносил к мусорным ящикам, возвращался и вновь собирал.
Сколько ходок сделал? Много. И Мефодий не пытался помешать ему, им владела странная апатия. Он сидел на табурете, раскачивался и смотрел, как суетится брат.
– Я ж куплю, – заметил, понимая, что да, протрезвеет еще немного и, пытаясь отделаться от боли, спустится в магазин. Или не спустится, но доберется до телефона. В магазине Мефодия знают и на дом принесут.
Видимо, Кирилл это тоже понял и, оглядевшись, сказал:
– Ты едешь со мной.
– Куда?
Спорить