Скоро вокруг осталась невысокая травстительность, пересекающая её полевая дорога, да невдалеке – разбросанные по пригоркам берёзовые рощицы-колки. «Ой, за гаем, за гаём!» – подумалось мне невпопад.
– Идём? – спросил я, поправляя рюкзак.
– Идём… А… куда делись рельсы? – Том казался изумлённым. А что стоило вспомнить аналогичные случаи – у того же Шекли, чего я не стал пеменять Тому. Но наша электричка не укладывала рельсы перед собой и не убирала сзади: в таком случае она работала бы по принципу обыкновенного трактора. Нет, рельсы и шпалы просто бледнели и таяли, словно испаряясь, а сквозь них проявлялась зелёная травка.
– Они нам больше не нужны.
– Как же мы вернёмся… обратно?
– Куда обратно? – решил я немного продолжить пикировку. – Разве люди возвращаются… обратно? Бери обрат – и пей. О-о, брат… Ратно – и только ратно! Вперёд!
– Да ладно… я понял, – Том мрачно вцепился в лямки рюкзака и, глядя прямо перед собой, а может, и никуда не глядя, даже внутрь себя, зашагал передо мной по дороге.
«Молодым везде у нас дорога», – фальшиво – и по форме и по существу – засвистел я и пошёл следом.
Дорога втянула нас в светлую берёзовую рощицу и принялась показывать здешние красоты, поворачивая то в одну, то в другую сторону; впрочем, достаточно деликатно и бережно, чтобы не закружилась голова. Бережно – потому, что она представилась мне застывшей рекой с живописными берегами, на которых есть на что посмотреть.
Берёзки стояли, как на подбор. Или просто под бор? Берёзовый бор… Но пока мы шли сквозь обычную рощицу.
Дорога вышла из неё так же легко, как и вошла, и запетляла по равнине, медленно приближая нас к крутому склону высокого холма, стоящему в ряду себе подобных.
Солнышко светило, жужжали отдельные насекомые и звенела трава… Если бы я был ближе к музыке, то смог бы услышать, о чём она звенит. Но, к сожалению, мне приходилось лишь глубокомысленно вслушиваться в звон и наслаждаться им. Песни полей, песни степей, песни атак… А так или не так? Нетак, Непоседа, Мякиш… незабвенный Ефим Чеповецкий, автор детских книжек, символ далёкого детства…
Мы перевалили вершину холма, следуя за дорогой, и остановились. Передо мной – мной, потому что Тому местность была совсем незнакома и наверняка не вызывала никаких ассоциаций – расстилались странные места знакомой страны. Или знакомые места странной страны.
По сути, все страны – странные. А некоторые даже иностранные. Но других таких стран я не знал: это была страна не просто странная, а ещё и необыкновенная. Страна, где овеществлялись желания, где каждое понятие имело свой смысл – и не только смысл, но и вид. Главное – вид, потому что человек больше доверяет зрению, и очень удивляется, когда оно его обманывает.
Это было место, страна, мир – не знаю, как это чётче назвать и чем измерить, – где отсутствовали чисто философские категории, какие имеются в нашем мире, к которым мы привыкли, хотя никогда не видели воочию. Зато