Дружинники, как это ни странно, не осуждали ни Ярослава, ни даже Владимира. Наоборот, они гордились, что все эти великие князья поначалу княжили в Новгороде.
– И Изяслав Ярославич тоже был нашим князем, – вспомнил как-то один из дружинников. – Как и сын его Святополк одно время. Готовься, Мстислав Владимирович: сидеть и тебе на киевском престоле. Примета безотказная.
Узнал Мстислав и о призвании варягов – Рюрика с его братьями Синеусом и Трувором. Не очень понятно было, правда, кем был Рюрик – полновластным князем или просто приглашенным начальником дружины. Но, видимо, все-таки полновластным князем, раз Вадим, внук Гостомысла, поднял против него восстание.
Особенно же много говорили о Вещем Олеге – преемнике Рюрика, захватившем Киев и дошедшем до Царьграда. Умер Олег то ли в Киеве, то ли в Ладоге, решив, когда подрос Игорь, вернуться на родину, но не доехав. Сходились только насчет обстоятельств его смерти.
Новгородские волхвы предсказали Олегу, что ему суждено умереть от любимого коня. С тех пор он перестал ездить на нем. Прошло четыре года; осенью пятого Олег спросил о коне и, узнав, что тот давно умер, посмеялся над волхвами, довольный, что предсказание не сбылось. Он захотел видеть кости коня – ему их показали. Олег стал ногою на череп и спросил: «Его ль мне бояться?» Но в черепе сидела змея; она ужалила князя, и тот скончался. Мстиславу это казалось явной легендой – красивой, мрачной и мудрой.
Он впервые слышал об этих князьях – Вещем Олеге, Рюрике. И впервые он, к великому своему удивлению, услышал, что Русь началась не в Киеве, а в Новгороде.
Любава
Мстислав взрослел, и его все больше привлекали девушки и женщины. Из разговоров пьяных дружинников он уже достаточно много знал об отношениях мужчин и женщин, но сами эти разговоры вгоняли его в глубокую краску. Такие высказывания, как, допустим: «Попаришься с женой в баньке – и человеком себя чувствуешь», – коробили его страшно. Еще ему очень не нравилось выражение: «Она родила ему сына». Можно было подумать, что себе она сына не родила.
Мстислав был очень целомудренным, но никакое целомудрие не могло заглушить властный голос юной крови. Особенно ему нравилась одна из служанок, по имени Любава, на год моложе его, пухленькая, светловолосая. Она была сиротой и жила при теремном дворце. Мстислав слышал, какой словоохотливой она была в разговорах с подругами, но в княжеских покоях Любава всегда была молчалива, лишь изредка бросая на Мстислава быстрые взгляды, в которых таилось озорство. Мстислав при этом краснел и отводил глаза, как будто это он был девушкой.
Однажды, когда они в очередной раз остались наедине и Любава вытирала пыль с окна, он подошел к ней, положил руки на ее плечи, не осмеливаясь опустить их ниже, и горячо зашептал ей в самое ухо:
– Любава, приходи сегодня ночью на сеновал. Придешь?
—