Но что неизменно и не проходит само собой – это смятение, этот тревожащий его постоянно, особенно обостряясь в летние месяцы, вопрос: кто я? Это страдание не утихает.
Может быть, хорошо подобранные лекарства избавят его от тревоги… но не избавят ли они его от него самого? Сто… ну, девяносто девять из ста, что он не пойдет к психиатру – из тех же соображений. Он дорожит этими сомнениями, как бы мучительны они ни были.
Но ведь вариант с психиатром всегда остается как запасной. Если вдруг что-то пойдет сильно не так, можно связаться с людьми, которые знают его давно. И с психиатрами тоже можно.
Стоит попробовать… Стоит.
М. находит единственный способ нормализовать это для себя или предъявить вовне: назвать работой в метафорическом поле. В конце концов – чем не правда? Человек пишущий, творческий, с богатой и активной фантазией. Возможно, пережитая им когда-то в прошлом травма так сильна и защиты настолько мощные, что работа с содержанием возможна лишь в такой форме, но не напрямую. Может быть, понадобятся годы и годы работы, чтобы можно было пройти к травме. А мы торопимся?
Записки сумасшедшего. Не поворачивайся спиной
Душа – это в теле, эмоции – это в мышцах, и, чтобы чувствовать, нужно дышать (как чувствуешь, так и дышишь).
Я не знал, кто я, в том числе и потому, что я не знал, как мне привычно двигаться и покоиться, дышать и жевать, в какой позе я размышляю, как мое тело проживает возмущение или радость, усталость, боль, наслаждение…
Мне ведь именно потому и пришла в голову мысль о том, что я – кто-то не тот, кто был здесь вчера. Именно потому, что тело не знало, как ему быть со мной.
Человек – как будто собрание движений во всей тонкости оттенков и особенностей. И эти оттенки и особенности движений соответствуют оттенкам и особенностям переживаемых человеком чувств, рождаемых его разумом мыслей. Это как вдох и выдох, этот как шаг левой ногой – и следом – правой. Тело и душа танцуют друг с другом как старые партнеры, в согласии и в ладу, улавливая на лету малейший намек на движение, передавая и поддерживая импульсы друг друга. Тело и душа всегда танцуют друг с другом…
В то утро оказалось, что мои танцоры из разных пар – и танцуют разные танцы.
Это испугало… их обоих? Меня? А кем я был теперь?
С тех пор прошло двадцать лет. Я многого не помню – слишком давно и болезненно это было, со временем что-то стерлось само собой, что-то – стерто, замазано, как страшный рисунок на стене, чтобы не бояться жить в этой комнате… Но те первые дни, когда я пытался понять, кто же это такой – я, остались в памяти одновременно очень четко: острым переживанием потерянности и неуюта, – и совершенно размыто: я не помню, чем я занимался, куда ходил, с кем разговаривал… Только несколько моментов, как солнечные зайчики, кружат в этой мгле. Я помню голубой сарафан из марлевки,