28
Я не буду давать здесь ссылку на какую-то одну работу Бурдье, учитывая, что «категории» и «классификации» составляют такую же неотъемлемую часть методологического арсенала его исследований, как и понятия-инструменты «поле» или «габитус».
29
В целом понятие «средний класс», которому посвящено исследование первого раздела настоящей книги – великолепная иллюстрация глубокой, но незаметной политизации актуального социального словаря. С конца 1990-х годов наиболее частыми мотивами академической и экспертной речи в отношении среднего класса в России остаются критерии и численность этой гипотетической группы. И почти никогда предметом рефлексии не становятся политические запросы, адресованные профессионалам по производству смыслов, по мере реализации которых понятие наделяется теми или иными проектными признаками. Одновременно связь категории «средний класс» с другими проектными универсалиями, например, «демократия», может устанавливаться и утрачиваться на удивительно кратких хронологических промежутках. Это характерно не только для российской, но и для европейской публичной речи. Так, если во второй половине 1990-х годов язык «единой Европы» утверждает связь между «средним классом» и «демократией», всего десятилетием позже в официальных документах Евросоюза российский «средний класс» определяется лишь как емкий покупательский «рынок» европейской продукции. Использование критического метода исторической социологии обнаруживает специфическую обратную связь: чем более глубоко категория определена политически, тем меньше эксперты, участвующие в придании ей смысла, склонны замечать эту определенность.
30
Этот ответ содержится, например, в аналитике Пьером Бурдье легитимных делений социального мира, через которые реальность становится воспринимаемой, действие – осуществимым, порядок – приемлемым и управляемым (напр.: Бурдье П. Описывать и предписывать // Логос. 2003. № 4–5). Согласно Бурдье, такие деления выражены в оппозициях, структурирующих поле восприятия, а не в серии изолированных понятий. В этом – лингвистическом – измерении его метод остается верным не только структуралистскому кредо, но и соссюровскому определению знака, который получает значение только через отношения с другими знаками. Деления могут не иметь понятийной формы и успешно функционировать как схемы практического чувства. Однако легитимный язык, который не перестает интересовать Бурдье как средство придания формы реальности, может включать в синхронном срезе те же проектные категории, к исследованию которых, с иными инструментами,