По вашему слову память: да будут их грады построены. Роман Дальний

Вот и бесился: с моей стороны реки мы всё сожрали подчистую, а ел я последний раз уже достаточно давно. И речь я тут веду не про оленяшек и кабанчиков, здесь у меня как раз всё оказалось схвачено: трудно, знаете ли, быть плохим охотником, когда точно знаешь – где и кто находится в пределах дневного перехода. Вот только в тот момент я стоял и смотрел на подтверждение того, что дневного масштаба маловато для уровня глобальных миграций.

      Мы оказались хороши. Ох, как мы оказались хороши. Сколько вас было, когда нас сбросили вам на погибель? Миллионов восемь, плюс-минус. А сколько осталось? Всего-ничего. Пара тысяч Праймов выполняла задачу медленно, но верно. Несмотря на то, что по мере продвижения на юг еды, во всех смыслах, нам требовалось меньше – меньше тратили на внутреннее отопление. Несмотря на то, что мы отключались по любому удобному поводу и тем самым снижали энергопотребление до совсем уж смешных значений. Несмотря на то, что развлекаться вам особо нечем было, и вы старательно воспроизводились. Так что я угадал с популяционным давлением, но не сразу осознал его источник: людей-то как раз становилось всё меньше и меньше, несмотря на более плодородные края, а вот количество вампиров не менялось – нам становилось попросту тесно. И голодно. По нарастающей.

      При таком раскладе каинов грех становился лишь вопросом времени. И в один проклятый день час грехопадения настал – Прайм убил Прайма. Сам едва выжил, израненный и исполосованный, но одолел. А вот те муки, в которых он потом умирал со страшным воем, истошными криками и кровотечением из всех естественных и неестественных отверстий, ввергшими всё живое в ужас на расстоянии нескольких километров, навсегда отвадили других вампиров от поедания себе подобных.

      Его гибель оставила по себе двойственный отпечаток в памяти Агрегации: с одной стороны – облегчение, ведь то, что он сотворил, выглядело непростительной мерзостью, а теперь, после такого воздаяния, дураков не будет; с другой – именно что омерзение, ведь каждый из нас непроизвольно заглянул вглубь себя и увидел там то, на что смотреть совсем не хотелось. Каждый поставил себя на его место и каждый задал себе вопрос, однозначного ответа на который не нашлось.

      Новостей постфактум тоже вышло две. Хорошая: погибая, согрешивший Прайм вопил так на всех уровнях бытия, что пробил нам дыру в ганцфельд. Нам уже не раз приходилось сталкиваться с местами и ситуациями, когда мицелия вокруг не оказывалось. Совсем. И возникало неприятное чувство некоторой даже беспомощности, будто вдруг оказываешься посреди пустыни, где у тебя никаких ориентиров, кроме Солнца днём и других звёзд ночью. Ганцфельд может и не решал проблему с картой