– Марина, я тебя ищу, – это была сотрудница из другого отдела, с которой они дружили. – Только, пожалуйста, не говори «нет».
Отказать ей Марина не могла, снова надела сапоги и шубу и пошла на другую территорию, в музей, где приятельница ждала ее с англичанами. Больше никого «с языком», чтобы показать музей, ей найти не удалось.
Показывать музей иностранным гостям – особенно англоговорящим – всегда было для Марины удовольствием. Гости нравились – доброжелательные, настроенные на восприятие. Они не маскировались, как многие соотечественники (особенно из образованней), показным безразличием, всезнайством или скептической суровостью. Встреча с чудесами делала их счастливыми, они этого не скрывали. А осчастливить кого-то за часовую экскурсию – дорогого стоит! Их отзывчивость окрыляла: благодарная работа! И еще… Они не боялись смотрителей. Даже в те годы, когда смотрителями в Маринином музее работали серьезные пенсионеры из известной фирмы и их окрики «не трогать!», «не фотографировать!», «идти по дорожке!» заставляли ее вздрагивать, гости лишь комично изображали ненастоящий испуг. «Эманация непомерной нездешней свободы, – Марина не могла найти иного определения для того, что чувствовала, когда общение с «пришельцами» было особенно удачным, – свободы, не наносящей вреда другому. Это то, что невозможно копировать, никакой артист это не сыграет, такими можно только быть».
«Посмотрим, что за гости», – думала Марина на бегу. Гостей было двое – средних лет мужчина и его дочь лет двадцати с чем-то. Оба высокие, синеглазые, девушка вот только очень полная – не в отца. Оба были какими-то уж слишком сосредоточенными на чем-то своем, тем не менее смотрели, слушали и благодарили искренне. Управилась с ними за полтора часа и бегом назад, в свой кабинет, где ее уже ждали: сама совещание назначила.
Через день приятельница позвонила снова:
– Они приглашают нас в ресторан, пошли, а то обидятся.
Ресторан «Кафе Пушкинъ» был совсем недалеко от дома. Марина любила этот ресторан: в нем праздновали свадьбу старшего сына.
Здесь Марина смогла рассмотреть Дэвида. Хорошее лицо: есть то, что в мужских лицах важнее красоты – значительность. Правда, есть некий оттенок высокомерия, не свойственного, как она уже знала, его соотечественникам. Волосы очень коротко подстрижены, обнажают красивой формы череп. Гордый, видать: раз уж появилась лысинка, лучше убрать остальное самому, чем светиться. Резонно, но слишком экстремально на ее вкус – она бы предпочла остатки волос. Может быть, в Европе это и выглядит элегантным, но в отечественной действительности бритый череп наводит на слишком явные ассоциации.
«И что-то вы на меня так пристально смотрите, мистер?» – она мысленно погрозила ему пальцем.
Он не угадал ее мыслей и ответил добром:
– Вы самая знающая женщина из всех, кого я встречал в жизни.
– Нет! – она услышала свой явно нетрезвый и слишком громкий голос. – Я не знаю очень многого! Я ничего не знаю об электричестве,