Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции. Глеб Сташков

target="_blank" rel="nofollow" href="#n75" type="note">[75]. «Государь остается ничем, – записывает в дневнике 5 марта 1895 года близкий ко двору граф Алексей Бобринский. – Сфинкс. Личность, которая ни в чем себя не проявляет». Говорят, что несколько раз он «перерывал доклад министра с просьбой подождать его немного, пока он пойдет советоваться с “матушкой”». В записях от 24 марта Бобринский еще более категоричен: «Мария Федоровна, которая была любима и симпатична всем, становится антипатичной, благодаря своему явному намерению вмешиваться в правление, и она будет ненавистной»[76]. Он не угадал. «Антипатичной» она будет только ему да Половцову, но они, по сути, одна семья: Бобринский женат на дочери Половцова. К тому же эти двое вообще мало кого из современников удостоили лестным эпитетом.

      Вряд ли материнские советы выходили за рамки персоналий. Николай серьезно относился к кадровым назначениям. В его взглядах было много от славянофильства, а славянофилы считали чиновников главными врагами России. Как тогда говорили, «средостением» между царем и народом.

      Николай понимал, что чиновники – по большей части – никуда не годятся. Вильгельм II, кузен Вилли, как-то дал ему совет. Я, сказал кайзер, когда назначаю министра, тут же пишу в секретном документе фамилию того, кто сможет его заменить. «Зачем он дает мне такие советы?» – чуть не плакал царь, которому и одну-то кандидатуру было не подобрать. Наверное, делал он вывод, «среди немцев больше людей, которые способны занимать руководящие должности»[77].

      Найти выход из этого «славянофильско-русофобского» тупика Николай II не мог. Идея обратить внимание не только на бюрократию, но и на общественность, в первые лет десять даже не приходила ему в голову. К тому же он хотел видеть на министерских постах людей, которых знал лично. Это еще больше сужало круг претендентов. Естественно, в такой ситуации хоть с матушкой посоветоваться – и то хорошо.

      Впрочем, влияние Марии Федоровны с каждым годом уменьшалось. Постепенно между сыном и матерью стали появляться разногласия. С 1899 года Николай II начал ограничивать автономию Финляндии и проводить там русификацию. Особое возмущение вызвала ликвидация самостоятельной финской армии, ведь теперь финны должны были служить в русской армии на общих основаниях.

      Финны сопротивлялись. Кто-то пассивно, кто-то активно. Первые создали партию пассивного сопротивления, вторые, соответственно, активного. «Пассивисты» стремились действовать через Сенат, строго в рамках финляндской конституции 1809 года. «Активисты» предпочитали революционные методы. Скажем, в 1904-м убили генерал-губернатора Финляндии Бобрикова.

      У Марии Федоровны, что называется, взыграл скандинавский патриотизм. Строго говоря, Финляндия не Скандинавия. Но финны – народ тихий, а в сопротивлении участвовали почти исключительно шведы.

      Мария Федоровна пишет царю гневные письма. Сам по себе финляндский вопрос, конечно, второстепенный. Интересен набор аргументов. Первый. Твоя политика в Финляндии ведет к революции. Второй. Это, собственно,