С обеих должностей – и генерал-адмирала, и председателя Государственного совета. Кроме того, император просил великого князя, отдыхавшего в своем крымском имении, не считать «себя обязанным торопиться приездом в Петербург»[44].
Более чем прозрачный намек на то, что в столице Константину Николаевичу больше делать нечего. И более чем суровый. Ведь он-то бриллиантов не воровал, да и вообще никаких преступлений не совершал. Но Александр III считал, что в Петербурге Константин «сделается центром недовольных»[45]. Одного этого подозрения было достаточно, чтобы, по сути, отправить Константина Николаевича в ссылку. Ничего не скажешь, «в большом респекте» держал Александр III своих родственников.
Царю пришлось повозиться и со вторым своим дядей – Николаем Николаевичем, которого обычно называют Старшим, чтобы не путать с его сыном, тоже Николаем Николаевичем.
На первый взгляд, Николай Николаевич Старший – выдающийся человек: фельдмаршал, главнокомандующий в русско-турецкую войну. Памятник ему стоял на Манежной площади в Петербурге, а в Болгарии стоит до сих пор. На самом же деле, третий сын Николая I – человек-недоразумение. Чистой воды.
«Великий князь Николай Николаевич, не одаренный ровно никакими способностями, имеет особую специальность, в коей едва ли найдет себе соперника: это воспитание и улучшение пород петухов и куриц», – пишет о нем язвительный князь Долгоруков[46]. А совсем не язвительный князь Петр Кропоткин вспоминает, что великий князь «неведомо почему был очень популярен среди мелких лавочников и извозчиков»[47].
Оба свидетельства – абсолютная правда. В начале царствования Александра II Николай Николаевич «жил добрым и попечительным помещиком», «развил у себя куроводство» в курятнике, «устроенном по всем научным правилам». «Много занимался и рогатым скотом», хотя больше всего любил лошадей. Был избран покровителем Императорского общества акклиматизации животных и растений. Не удивительно, что в своей среде «он не находил ни в ком поддержку», и «над ним скорее глумились»[48].
Личная жизнь Николая Николаевича была еще более запутанной, чем у его брата Константина. Он женился на дочери герцога Ольденбургского, которая доводилась ему двоюродной племянницей: он – внук Павла I, она – правнучка. Великая княгиня, как деликатно выражается Витте, «была в некоторой степени анормальной»[49]. К тому же некрасивой и «одевалась намеренно дурно»[50]. Да еще и с мужем «была резка и насмешлива», «отталкивала его резко, холодно, непозволительно»[51].
Естественно, Николай Николаевич сошелся с другой – с балериной. Звали ее